Мастер и Маргарита" в Петербурге

Для многих не секрет, что сериал "Мастер и Маргарита" практически целиком снимался в Санкт-Петербурге. Еще весной я поставила себе цель разыскать места, в которых проходили съемки фильма и предоставить их вашему вниманию. Было потрачено очень много времени и сил, специально ради проекта были посещены некоторые музеи и пригороды, я смогла закончить только сейчас. Некоторые места я распознала самостоятельно, некоторые подглядела (см. ссылки в конце поста), но тем не менее все скриншоты и фотографии сделаны мной (если не указано иное).
Пост построен следующим образом: сначала идет скриншот из фильма и соответствующие этому сюжету булгаковские строчки (если имеются), далее идет фотография этого места в Санкт-Петербурге с адресом. Итак, поехали!
Однажды весною, в час небывало жаркого заката , в Москве, на Патриарших прудах...
Площадь Тургенева. Дерево, вероятно, спилили...
Тотчас и подлетел этот трамвай, поворачивающий по новопроложенной линии с Ермолаевского на Бронную. Повернув и выйдя на прямую, он внезапно осветился изнутри электричеством, взвыл и наддал.
Там же (площадь Тургенева).
Иван ахнул, глянул вдаль и увидел ненавистного неизвестного. Тот был уже у выхода в Патриарший переулок, и притом не один. Более чем сомнительный регент успел присоединиться к нему. Но это еще не все: третьим в этой компании оказался неизвестно откуда взявшийся кот, громадный, как боров, черный, как сажа или грач, и с отчаянными кавалерийскими усами. Тройка двинулась в Патриарший, причем кот тронулся на задних лапах.
Там же (площадь Тургенева).
Иван устремился за злодеями вслед и тотчас убедился, что догнать их будет очень трудно.
Днепровский пер., 20 (наши герои уже на В.О.)
Тройка мигом проскочила по переулку и оказалась на Cпиридоновке.
Вид с Днепровского пер. на Академический пер.
Регент с великой ловкостью на ходу ввинтился в автобус, летящий к Арбатской площади, и ускользнул.
Академический пер., 16
Академический пер.
Потеряв одного из преследуемых, Иван сосредоточил свое внимание на коте и видел...
Дегтярный пер., 8-10
...как этот странный кот...
Дегтярный пер. (на заднем плане новое здание)
Пропустив мимо себя все три вагона, кот вскочил на заднюю дугу последнего, лапой вцепился в какую-то
кишку, выходящую из стенки, и укатил, сэкономив, таким образом, гривенник.
Там же (Дегтярный пер.)
Занявшись паскудным котом, Иван едва не потерял самого главного из трех - профессора. Но, по счастью, тот не успел улизнуть.
Дегтярный пер., 2
Когда в приемную знаменитой психиатрической клиники, недавно отстроенной под Москвой на берегу реки...
Елагиноостровский дворец
Дом N 302-бис по Садовой улице в Москве
Старорусская ул., 5 (далее - детали этого дома)
Варьете
Молодежный театр на Фонтанке (наб. реки Фонтанки, 114). К сожалению, сейчас театр перестраивается, поэтому этих видов я уже не застала. Однако zedra повезло больше:
Варьете
Измайловский сад
Черная магия и ее разоблачение
Роль зрительного зала "Варьете" в фильме исполнил зрительный зал Театра эстрады им. А. И. Райкина (Б. Конюшенная ул., 27). Фотография с сайта citywalls.ru:
А Фагот, спровадив пострадавшего конферансье, объявил публике так:
- Таперича, когда этого надоедалу сплавили, давайте откроем дамский магазин!
И тотчас пол сцены покрылся персидскими коврами, возникли громадные зеркала, с боков освещенные зеленоватыми трубками, а меж зеркал витрины, и в них зрители в веселом ошеломлении увидели разных цветов и фасонов парижские женские платья. Это в одних витринах, а в других появились сотни дамских шляп, и с перышками, и без перышек, и с пряжками, и без них, сотни же туфель - черных, белых, желтых, кожаных, атласных, замшевых, и с ремешками, и с камушками. Между туфель появились футляры, и в них заиграли светом блестящие грани хрустальных флаконов. Горы сумочек из антилоповой кожи, из замши, из шелка, а между ними - целые груды чеканных золотых продолговатых футлярчиков, в которых бывает губная помада.
Пассаж (Невский пр-т, 48)
- Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве. И эти цветы очень отчетливо выделялись на черном ее весеннем пальто. Она несла желтые цветы! Нехороший цвет. Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась. Ну,Тверскую вы знаете? По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!
На ул. Репина. Тут еще осталась булыжная мостовая.
Дом Мастера. Снято на территории Покровской больницы (Большой пр-т В.О., 85), но туда не попасть, так что фотографий с территории больницы нету.
- Да редактор, я же говорю, редактор. Да, так он прочитал. Он смотрел на меня так, как будто у меня щека была раздута флюсом, как-то косился в угол и даже сконфуженно хихикнул. Он без нужды мял манускрипт и крякал. Вопросы, которые он мне задавал, показались мне сумасшедшими. Не говоря ничего по существу романа, он спрашивал меня о том, кто я таков и откуда я взялся, давно ли пишу и почему обо мне ничего не было слышно раньше, и даже задал, с моей точки зрения, совсем идиотский вопрос: кто это меня надоумил сочинить роман на такую странную тему?
Музей С.М. Кирова (Каменноостровский пр-т, 26-28)
Квартира Маргариты
Снимали также в музее С.М. Кирова (Каменноостровский пр-т, 26-28)
Зрелищная комиссия
НИИ акушерства и гинекологии им. Д.О.Отта (Менделеевская линия, 3)
- Другой - за Зубовской. Червонец. Даю сдачи три рубля. Ушел! Я полез в кошелек, а оттуда пчела - тяп за палец! Ах ты!.. - шофер опять вклеил непечатные слова, - а червонца нету.
Тифлисский пер.
Пропавшего Римского разыскали с изумляющей быстротой. Стоило только сопоставить поведение Тузабубен у таксомоторной стоянки возле кинематографа с некоторыми датами времени, вроде того, когда кончился сеанс и когда именно мог исчезнуть Римский, чтобы немедленно дать телеграмму в Ленинград. Через час пришел ответ (к вечеру пятницы), что Римский обнаружен в номере четыреста двенадцатом гостиницы "Астория", в четвертом этаже, рядом с номером, где остановился заведующий репертуаром одного из московских театров, гастролировавших в то время в Ленинграде, в том самом номере, где, как известно, серо-голубая мебель с золотом и прекрасное ванное отделение.
Здесь Петербург играет сам себя. Гостиница "Астория" (Б. Морская ул., 39)
- Прощай, Наташа! - прокричала Маргарита и вздернула щетку, - невидима, невидима, - еще громче крикнула она и между ветвями клена, хлестнувшими ее по лицу, перелетев ворота, вылетела в переулок. И вслед ей полетел совершенно обезумевший вальс.
Дом Маргариты снаружи - это особняк В.Э. Бранта (ул. Куйбышева, 4), сейчас он на реставрации, так что закрыт лесами.
Но Маргарита уже соскучилась в кухне и вылетела в переулок.
В конце его ее внимание привлекла роскошная громада восьмиэтажного, видимо, только что построенного дома. Маргарита пошла вниз и, приземлившись, увидела,что фасад дома выложен черным мрамором, что двери широкие, что за стеклом их виднеется фуражка с золотым галуном и пуговицы швейцара и что над дверьми золотом выведена надпись: "Дом Драмлита".
Каменноостровский пр-т, 73-75
Прозрачные русалки остановили свой хоровод над рекою и замахали Маргарите водорослями, и над пустынным зеленоватым берегом простонали далеко слышные их приветствия. Нагие ведьмы, выскочив из-за верб, выстроились в ряд и стали приседать и кланяться придворными поклонами.
- Реально страшно было, когда мы снимали в пруду прилет на шабаш, - рассказывает Анна Ковальчук. - Это было в парке Лесотехнической академии, очень красивое место, особенно ночью, когда все освещено. Место сумасшедшее, я даже не ожидала, что в центре города такое есть. И там весь шабаш был снят. В середине пруда есть остров, на котором живет семейство крыс. И они отплывали за едой на большую землю и возвращались. А мне надо было пройти по кромке воды. И вот когда они мимо меня проплывали, я им: «Кыш, кыш!» - а они же у себя дома, чувствуют себя совершенно спокойно - вот это был страшный момент. Я не то чтобы боюсь крыс, но неприятно ходить голыми ногами непонятно по какой грязи, да еще рядом с крысами. Городские крысы большие, грязные, не очень доброжелательные.
На балу
Гипсовая копия большого фриза Пергамского алтаря в Музее прикладного искусства (Соляной пер., 13-15)
Итальянская лестница в Музее прикладного искусства (Соляной пер., 13-15)
Между этими стенами уже били, шипя, фонтаны, и шампанское вскипало пузырями в трех бассейнах, из которых был первый - прозрачно-фиолетовый, второй- рубиновый, третий - хрустальный.
Римские фонтаны в Петергофе
Львиный каскад в Петергофе
Там же (Львиный каскад)
Где они разделились, мы также не можем сказать, но мы знаем, что примерно через четверть часа после начала пожара на Садовой, у зеркальных дверей торгсина на Смоленском рынке появился длинный гражданин в клетчатом костюме и с ним черный крупный кот.
ул. М. Посадская, 18, корп.1
Но Коровьев, не смущаясь выступлением Павла Иосифовича, продолжал:
- Откуда? - задаю я всем вопрос! Он истомлен голодом и жаждой! Ему жарко. Ну, взял на пробу горемыка мандарин. И вся-то цена этому мандарину три копейки. И вот они уж свистят, как соловьи весной в лесу, тревожат милицию, отрывают ее от дела. А ему можно? А? - и тут Коровьев указал на сиреневого толстяка, отчего у того на лице выразилась сильнейшая тревога, - кто он такой? А? Откуда он приехал? Зачем? Скучали мы, что ли, без него? Приглашали мы его, что ли? Конечно, - саркастически кривя рот, во весь голос орал бывший регент, - он, видите ли, в парадном сиреневом костюме, от лососины весь распух, он весь набит валютой, а нашему-то, нашему-то?! Горько мне! Горько! Горько! - завыл Коровьев, как шафер на старинной свадьбе.
Елисеевский магазин (Невский пр-т, 56). Магазин закрылся на капитальный ремонт еще в 2007 г., по сведениям, на год. Но подходит к концу 2009 г., а магазин все еще закрыт. Пришлось фотографировать через дверное стекло.
- Слушай беззвучие, - говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под ее босыми ногами, - слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, - тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
Чугунный мост в Павловском парке (через реку Славянку, рядом с Храмом Дружбы)
Было еще многое, всего не вспомнишь. Было большое брожение умов.
Планетарий (ул. Александровский парк, 4)
 MOndshein - все записи автора
В поисках информации помогли zedra, spb_ru, форум rutv, fontanka.ru, kp.ru, walkspb.ru, группа "Петербург - Узнай место". Всем спасибо!

Приснился сон...

Приснился сон...
Очередная причина заморочиться.
Уж содержание странное и наталкивающее на мысли....
Я полулежа на диване, а на коленях у меня шикарный белый кот, ласковый, мурлыкающий. Я глажу его шелковую шерсть и мне хорошо и уютно. А рядом со мной, на диване сидит черный кот. Я смотрю на него, не трогая, и думаю: зачем мне сразу два животных? хватило бы одного белого кота. И черный кот, будто услышав мои мысли, резко забирается мне на грудь, укладываясь шарфом на шее. Его шерсть лезет мне в рот и нос, я задыхаюсь...и не хочу, чтобы он лежал у меня на шее. Мне не видно моего белого кота и я не могу до него дотянуться,чтобы погладить.Я пытаюсь оттолкнуть черного кота, чтобы скинуть его с себя. Кот огрызается и рычит, цепляясь за меня когтями. Мое лицо слишком близко от него и у меня панический страх, что он сейчас резко повернется и проведет мне когтями по щеке. И я убираю руки и задыхаюсь от его шерсти.
Так и проснулась в панике....
Настроение подавленное.
Ощущение тревоги и предупреждения.
Но о чем  предупреждает сон???
Такие сны слишком явно наводят меня на определенные мысли и я ищу им объяснения....

Марианна, пересилив смущение, села рядом с больным и стала охранять его сон: вдруг

Глава 20
Мальчики удивлённо посмотрели на неё, уж слишком ласковые интонации прорезались в девичьем голосе. Но Марианна тут же деловым тоном заявила:
- Воду мы наберём, но вот как назад тащить? Далеко же... Хотя... Я, кажется, кое-что придумала...
Когда набрали воды, Марианна велела:
- Вы стойте здесь, а вы пойдите, пожалуйста, со мной.
Ничего не понимая, Карл двинулся следом за девушкой. Оставив юношу стоять у крыльца, она скрылась в доме и вскоре выбежала с огромными санками. Карл засмеялся:
- Вас прокатить?
- Не откажусь! - улыбнулась девушка и села на санки. Карл взялся за верёвку и побежал. Марианна засмеялась - обожала эти зимние забавы, а так давно её на санках никто не катал!
Зигфрид и Вальтер уже начали нервничать, времени прошло довольно много. Когда появился весёлый Карл, тащивший за собой детские санки, оба друга расхохотались. Марианна вскочила и принялась ставить на санки вёдра. Мальчишки ей помогали. На обратном пути их остановил патруль. Полицай с любопытством рассматривал необычную компанию. Карл, утрируя свой немецкий акцент, приказал очистить дорогу.
- Эта вода нужна, чтобы лечить больного немецкого офицера! - надменно заявил он. Вальтер и Зигфрид прыснули. Когда патруль удалился на порядочное расстояние, Вальтер толкнул друга локтем в бок:
- А вот если бы мы ему попались за расклейкой листовок, он бы с нами не так разговаривал!
- Ага! Особенно, если бы увидел на листовке красную звезду! - фыркнул Зигфрид.
- Это вам не шуточки, за такое можно на виселицу угодить! - строго заметила Марианна.
- Мы знаем. Сами сидели в тюрьме, пытки нам всем хорошо знакомы... - вздохнул Карл.
- Как! Все?
- Да, все. И Отто тоже. Его на моих глазах мучили. Надеялись, видимо, что жалость к брату развяжет мне язык. Зря надеялись. Не знали, что комсомольцы никогда не предают.
- Вы потише говорите, а то тут много лишних ушей, - серьёзно предупредила девушка. - Почитай, почти полгорода переметнулось к фашистам.
- Ничего, поблизости никого нет, всё хорошо, - улыбнулся Зигфрид.
Так, за разговорами, ни на кого не обращая внимания, они дошли до дома. А дома баба Настя уже домыла изнутри хорошо протопленную печку и теперь выжидательно смотрела на бабушку Лилю. А та, положив руки на голову горевшего в жару Отто, усердно молилась, потом сказала:
- Ну всё когда вода закипит, разбавим и будет парить парня. Думаю, всё не так плохо.
- Ну вот и хорошо. Можно будет дочку Марьяночку порадовать. То-то она на него такими похоронными глазами смотрела...
Не успела баба Настя договорить, как на крыльце послышался тихий говор молодых голосов, открылась и закрылась дверь, и компания, принёсшая воду, вошла в дом. Бабушка Лиля тут же вышла к ребятам и успокоила их, сказав, что простуда серьёзна, но не настолько, чтобы затянуться надолго, и велела затопить ту печку, что находилась в комнате, где раньшще жила бабушка Марианны. Отзывчивый Зигфрид помог Марианне принести дрова, вдвоём они затопили печь и теперь с удовольствием наблюдали, как весело горят дрова. А тем временем Карл и Вальтер помогали Отто раздеться. Женщины деликатно ушли на другую половину дома, чтобы не смущать и без того намучившегося парня. Зигфрид и Марианна всё ещё смотрели, как горят дрова, когда из-за двери послышался голос Вальтера:
- Зигги, помоги, мы с Карлом вдвоём не справимся.
Зигфрид ушёл, а Марианна закуталась в бабушкину шаль и уселась около печки. Но недолго продолжалась благословенная тишина, установившаяся в доме. Не прошло и получаса, как на крыльце затопали, заорали, и куча народу ввалилась прямо в гостиную. Но теперь Карл и Отто были не одни. К Карлу присоединились Вальтер и Зигфрид, подошла ещё бабушка Лиля. Все они вместе сурово смотрели на Диану с кавалерами. На этот раз с подружкой Жабы пришли одни полицаи. Увидев сразу троих парней, кавалеры начали уверять Диану, что она ошиблась домом. Последовали пьяные извинения, компания развернулась и благоговейно, на цыпочках, ушла.
- Вот неймётся бабе! И управы на неё никакой! - в сердцах сказала бабушка Лиля. - Надо ребяткам новое жильё поискать. Кажется, я кое-что придумала... Вот выздоровеет наш Отто, тогда подумаем.
Пока бабушка Лиля ворчала себе под нос, мальчики помогли Отто забраться в печку, поставили керосиновую лампу и закрыли заслонку. Юноше сразу стало жарко, он с огромным удовольствием вымылся и еще немного посидел в тепле, потом крикнул, чтобы его отсюда вытащили. Карл, Вальтер и Зигфрид, смеясь, поддержали его и старательно отчистили от сажи, закутали в тёплое полотенце и отвели в комнату. Потом Вальтер позвал бабушку Лилю и бабу Настю. Они велели собрать со всего дома одеяла и укутать больного. Марианна, услышав довольно громкий разговор, вышла в гостиную и позвала с собой ребят. Нагрузив каждого из них несметным количеством ватных, пуховых и всяких других одеял, девушка стала распоряжаться укутыванием Отто, который немедленно взмолился и попросил пожалеть его. Но бабушка Лиля, подойдя к нему, сурово спросила:
- Ты выздороветь хочешь? Тогда не пищи!
Парню осталось только смириться. После этого баба Настя дала Отто свою фирменную детскую настойку о воспаления лёгких без мёда, и тот, уставший после всех экзекуций, заснул. Вальтер и Зигфрид явно не хотели мешать, но и домой идти было довольно опасно. Карл вызвался проводить всех.
- А бабушку Лилю я на машине до дома довезу! - заявил он. - И быстрее, и безопаснее.
- Ты смотри, милок, ты первый день тут, не узнают, ещё в полицию потянут, - всполошилась баба Настя.
- Хотел бы я взглянуть на того поганца, который потащит майора вермахта в кутузку! - засмеялся Карл. И впрямь, страхи бабы Насти были просто нелепыми.
Все, кроме бабушки Лили, оделись и вышли. Марианна, пересилив смущение, села рядом с больным и стала охранять его сон: вдруг проснётся, что-то нужно будет. Бабушка Лиля подошла к Марианне, погладила её по голове и улыбнулась:
- Не смотри на него волком, не все немцы фашисты.
- Да я и не смотрю на него волком, бабушка Лиля. Зайка помогла, как они с братом вошли, так она стала от одного к другому метаться, требует приласкать и погладить. Не снисходит, а именно напрашивается на ласку, прямо как собачка! Удивительно!
И точно, словно почувствовав, что говорят о ней, Зайка вошла в комнату, прыгнула на кровать и улеглась прямо на лоб больного, свернувшись клубочком. Марианна улыбнулась, стараясь подавить подступавший к горлу смех. Бабушка Лиля тоже засмеялась, хотела что-то сказать, но тут в дом тихонько постучались. Бабушка Лиля открыла и пропустила Карла. Юноша страшно устал и измучился, торопливо снял фуражку, шинель, шарф, сапоги и босиком прошёл в отведённую им с Отто комнату. Марианна в это время чистым носовым платком протирала горячий мокрый лоб больного.
- Никуда я не поеду, детки, с вами останусь. Если гулявая сестрица заявится только я смогу с ней спокойно поговорить. Вы трое слишком горячи, - улыбнулась бабушка Лиля. - Марьяночка, дочка, пусти-ка меня в комнату твоего отца, а?
Марианна встала и крепко обняла старую цыганку:
- Бабушка Лиля, для вас всё, что угодно! - и вытащила из-за пазухи маленький ключик. Карл очень застенчиво посмотрел на девушку, замялся, потом попросил робко:
- Вас бы не затруднило... хотя бы отвернуться? Я страшно устал... нужно лечь спать... раздеться... а я стесняюсь...
- Ну о чём речь! - улыбнулась Марианна и вышла. Карл быстро разделся и залез под одеяло, а вскоре крепко уснул. Марианна, выждав немного, на цыпочках прошла в комнату мальчиков и снова села рядом с проснувшимся Отто. Он попросил снять с него хоть два-три одеяла, весь зажарился. Но девушка сурово ответила, что так велела бабушка Лиля, а её советы выполняются беспрекословно.
А Вальтеру и Зигфриду не спалось. Они сели в своих кроватях и стали строить догадки, насколько быстро поправится их Отто. Ни до чего не договорившись, мальчишки не заметили, как уснули.
Наутро Зигфрид проснулся ни свет, ни заря, торопливо оделся и бесшумно выскользнул из дома. Его, как немецкого офицера, не смел задержать ни один патруль. Он спросил, как пройти на улицу Тельмана, 4, и, без труда найдя Любкин дом, принялся ходить поодаль, надеясь, что сможет хоть издали увидеть любимую. Но она не появлялась, выходила только стройная, очень красивая немолодая женщина. Устав и продрогнув, Зигфрид вернулся домой, но прокрасться незамеченным не сумел - его перехватила баба Настя и тут же начала допытываться, куда это он бегал
- Куда бегал, там меня уже нет, баба Настя, - отшутился юноша. Та пытливо рассматривала юношу, потом заявила:
- Ты что, сдурел, что ли? Вон у тебя нос сизый, ещё заболеешь, возись потом с хворым! Идём-ка, поешь, а заодно водки выпьешь, от простуды помогает будь здоров. И без разговоров!
- Баба Настя, да я сроду водку не пил! - поразился Зигфрид. - Мне же плохо будет!
- Ничего, выпьешь и не поморщишься! Болеть тебе не дам. Вон на дружка своего погляди.
Делать было нечего, юноша разделся и босиком поплелся на кухню вслед за бабой Настей. Заботливая бабуся приготовила ему завтрак, налила водки. Юноша застенчиво ел, стараясь не быть жадным, а водку незаметно отодвинул. Но не скрыть ничего от бабы Насти, решившей позаботиться о ком-то. Она тут же поняла его уловку и снова пододвинула стакан:
- Пей водку, кому говорят!
- Баба Настя, да мне сразу плохо будет!
- Ну да? Как дымить паровозом, так всё хорошо, а как водки глоток сделать, так плохо! Пей, кому говорят!
Зигфрид обречённо вздохнул и выпил всю четверть стакана водки, закашлялся, но почувствовал сразу, что стало гораздо теплее.
- На, хлебом заешь чёрным. Эх, парень, не учили тебя дома водку пить, теперя мне учить придётся... морока с вами...
- Баба Настя, устал я... И сейчас опьянею...
- Ну вот что. Садись давай и лопай огурчики солёненькие да выпей огуречный рассол, чтоб не охмелеть. А покраснел-то как! Не прогулка у тебе на уме, а девка. Не моги ты со мной, старухой, лукавить.
- Не девка, а жена моя, Люба, в девичестве Шмидт, а теперь Тельман.
- Ну-ну... - хмыкнула баба Настя и ушла к своему деду, а Зигфрид немного ещё поел и на цыпочках прошёл в комнату, отведённую им с Вальтером, разделся, забрался на полати и уснул.
Встал только в два часа дня, весёлый, румяный, окрепший после сна. Вспомнил, что надо бы представиться начальству, помрачнел, хмуро оглядел комнату, нехотя слез с печки, надел простую одежду, которую дала с собой мама, и прошёл на кухню. С удовольствием напился студёной воды, быстро переоделся и направился в комендатуру. Начальство приняло нового офицера весьма благосклонно, сотрудники комендатуры ввели в курс дела. Оказалось, что Зигфрид обязан изредка показываться на службе и подшивать в папки полученные документы, больше от него ничего не требовалось. Начальство даже разрешило забирать копирки от документов на память. Зигфрид поразился подобной безалаберности, но тут же смекнул, что она ему очень кстати. Должность была выгодная со всех сторон, как ни посмотри. Прежде всего, можно было щедро черпать информацию о планах нацистов и передавать партизанам. Копирки Зигфрид решил не выбрасывать, а собирать. А потом, работа не связана со зверствами и репрессиями против советских людей, а это было очень важно. Примерно такие же задания доверили Карлу, Вальтеру и Отто, когда тот, выздоровев, явился на службу. Поразительно, однако, было, что его отсутствие прошло незамеченным.
Пользуясь лёгкой на диво работой, Зигфрид потихоньку изучал город, знакомился с местными жителями, устанавливал связи. Опытный подпольщик сразу узнавал достойных доверия людей. Он успел уже принять участие в нескольких боевых операциях, уничтожить злостных предателей советских людей, побывать в партизанском отряде. Но тревога за любимую глодала его всё сильнее, он не находил себе места. Несмотря на все свои переживания, Зигфрид исправно снабжал партизан копирками от проходивших через его руки документов, регулярно расклеивал по всему городу листовки. Но однажды...
Раздался робкий извиняющийся стук в дверь. Досадуя, что ей помешали варить борщ для больной соседки, Аполлинария Иннокентиевна пошла открывать. На пороге стоял высокий худой юноша с седыми волосами и пронкновенным взглядом огромных синих глаз.
- Простите, это дом Шмидтов? - неуверенно, с заметным немецким акцентом спосил он.
- Он самый. А вы кто будете? - Аполлинария Иннокентиевна подозрительно оглядывала незваного гостя.
- Я муж Любы. Зигфрид Тельман. Она дома?
Аполлинария Иннокентиевна вспомнила, как недавно слышала странный разговор. Высокий седой немецкий лейтенант с тревогой и болью говорил по-русски, что его голубка наверняка погибла по дороге, а красивый майор его успокаивал, мол, наша Любка ни в огне не сгорит, ни в воде не утонет, увидишься с ней, не переживай.
- Так это вы за свою голубку тревожились два дня назад?
- Я самый. Извините, мне ещё трудно по-русски говорить...
- Ну проходите, проходите, гостем будете. Нет, не приходила моя Любушка...
- Как не приходила? Она должна была по нашим расчётам, неделю назад здесь быть!
- Как по вашим расчётам? А ну, проходи, парень, роздягайся, выкладывай всё, как на духу!
Зигфрид снял пальто, шапку, сапоги, прошёл на кухню и встал у окна. Начал рассказывать всё с самого нпачала, сперва робко, тихо, потом горячо, со слезами на глазах. Под конец не выдержал, тяжело опустился на табуретку и посмотрел на Любину мать тяжёлым, отчаянным взглядом:
- Неужели она погибла или попалась по дороге? Вот никогда себе этого не прощу! Надо было самому вместе с ней бежать из лагеря и доставить домой! Какой я дурак, что отпустил девочку одну... - Зигфрид бессильно уронил голову на руки и надолго замолчал. Аполлинария Иннокентиевна подошла и погладила его по голове. Он с усилием посмотрел на неё.
- Мы же всё сделали, чтобы она безопасно добралась до дому! переправили в партизанский отряд, оттуда её по цепочке передавали от одного человека к другому... Ну где, где ещё мы недосмотрели?
- Ты не убивайся, сынок. Ты сам её знаешь, знаешь, какая она боевая. Скоро придёт твоя голубка, не журись.
- Простите меня... принёс я вам в дом горе... Но я уже неделю около вашего двора хожу, всё её выглядываю... и никак... - юноша сгорбился, умолк, весь как-то сжался...
Аполлинарии Иннокентиевне стало жаль мальчика, такого потерянного, несчастного, упавшего духом... Она подошла к нему и погладила по голове, подняла его лицо заглянула в глаза... Он неловко улыбнулся и собрался было уходить, что Аполлинария Иннокентиевна удержала его, заметив голодный блеск в синих глазах:
- Нет уж, раз пришёл, поешь борща! У нас так принято - гостей голодными не отпускать. И не говори, что не гролоден, я твои глаза вижу!
Перед Зигфридом появилась огромная тарелка борща. Юноша очень стеснялся, ел немного, но доброта этой едва знакомой ему женщины сделала своё дело, и он, очистив тарелку, попросил добавки. После обеда его сморил сон, хозяйка дома провела его в Любкину комнату, где он почувствовал себя так уютно, что проспал до утра и только ближе к полудню появился у бабы Насти.
Вальтер тут же бросился к другу:
- Ну что? Пришла?
- Нет ещё. Уже не знаю, что и думать. Мы здесь уже две недели, а она как сквозь землю провалилась...
- Так где же тебя носило, стервец ты эдакий? Вчера после обеда ушёл, а заявился только сегодня в полдень!
- Меня её мама таким борщом накормила... Что за борщ! Настоящий украинский! Пальчики оближешь! Сразу сон сморил... Провела меня хозяйка в Любкину комнату, я и проспал до десяти утра...
- Везучий! - улыбнулся Вальтер, - а у нас новости хорошиен! Бабушка Лиля скзала вечером, что сегодня Отто сможет выйти погулять, но недолго.
- Ой, так идём кк нему! Я совсем про друга забыл...
- А друг болеет! Некрасиво, Зигги. Ну ладно, ты у нас самый активный подпольщик, так что тебе простительно.
Друзья быстро оделись и выскочили из дома, пока баба Настя не перехватила. Отто стоял в прихожей уже совсем одетый Марианна застёгивала шубку. Вальтер тихонко постучался, им тут же отворили.
- А ребята! А мы гулять идём, - радостно сообщила Марианна.- Отто всё жаловался, что его под домашним арестом держат. А бабушка Лиля сердится, мол, хочешь болеть, ну и болей, никто тебе не мешает!
- А я сегодня к Шмидтам ходил, - поделился Зигфрид. - Люба ещё не вернулась...
- Вот досада! - вздохнул Отто. - Жалко тебя...
- Вот уж точно! Совсем парень извёлся! - подтвердил Вальтер. - Ночи напролёт стоит у окна и смотрит, смотрит до посинения... И дымит, как паровоз, баба Настя проветривать не успевает. Э, а где Карл?
- На задании, - коротко ответил Отто.
- Погоди, Зигфрид, ты что, влюблён в Любку Шмидт? - поразилась Марианна.
- Почему влюблён? Она моя жена, - улыбнулся тот. - И прошу тебя, называй меня Федерико, не нравится мне моё немецкое имя.
- А зря, оно такое красивое! Как ты, - огорчилась девушка.
Они вышли на улицу, неторопливо зашагали куда глаза глядят, и вдруг...
- Смотрите, фашисты столпились, читают что-то и ругаются! А неколторые задумались, - дёрнула Марианна Отто за рукав.
- Листовка, что там ещё может быть, - небрежно сказал Вальтер.
- Не просто листовка, а по-немецки. Прямо эффект разорвавшейся бомбы, - лениво заметил Зигфрид. По точкам в его глазах все поняли, чьих это рук дело.

Какой тут сон, мамочка...-

Глава 18
Отворив и пропустив в дом Йозефа и Марту, Гильбюерт таинственно скзала:
- Ой, ребята, а кто к нам пришёл! Ни в жизнь не угадаете!
- Ну кто к нам мог придти, кроме Зигфрида! Небось на Восточный фронт его. бедолаху, перебрасывают... Больше-то некому приходить, - страдальчески помощрившись вздохнула Марта.
И точно, сам Зигфрид вышел в приходжую и сердечно расцеловал друзей:
- Поздравляю вас со свадьбой, ребята! Это же так здорово!
- Ты так говоришь, будто сам женгат, - подозритеьно посмотрел на него Йозеф.
- Может, и женат... - хитро улыбнулся Зигфрид.
- Ой, заливаешь Зигги... Ты? Женат? Не верю! А кто она хоть? - тут же загорелся Гильберт. - Ты же самый застенчивый парень во всём Галле!
- И на старуху бывает проруха, - усмехнулся Зигфрид. - А вот если я скажу, ты точно не поверишь! Она военнопленная, фронтовой разведчик, красноармеец.
- А как это вам удалось? - вскинулась Марта. - Нечего-нечегто, давай рассказыввай!
Ну, от товарищей у Зигфрида секретов не было, поэтому все четверо прошли в гостиную и уселись в тесный кружок. Зигфрид повествовал о своей короткой, такой счастливой и трагической любви. Когда он заговорил о наказании, последовавшем за исчезновенитем из барака на длительный срок, о т ом, как увидел любимую в страшном "розарии", мальчики сжали кулаки, а Марта расплакалась. Но Зигфрид поспешил рассказать и про "кражу" Любы из карцера, и про её побег к партизанам, и про обещание Войцеха передавать девушку из руки в руки в дома надёжных людей. Потом, тяжело вздохнув, прибавил:
- А теперь нас с тремя товарищами перебрасывают на запад Донбасса, в Красноград, её родной город. Свяжусь там с партизанами или выйду на подпольщиков. Главное, чтобы поверили...
- Ты там постарайся уж, не оплошай не подведи тельмановский комсомол, - улыбнулся Йозеф. - А вообще поздно, ребята, Зигги пора домой, а то донья Соледвд переживать будет.
- Не оплошаю! - весело уверил друзей Зигфрид и собрался уходить. Хотя Гильберт жил совсем рядом, бежать домой по главной улице города совсем не хотелось, надо было нырять из одной подворотни в другую, а это дело непростое, к ночи вылезают уголовные субъекты, с которыми и днём-то встречаться не с руки. Зигфрид простился с товарищами, сбежал вниз по лестнице и скрылся в ближайшей подворотне. Привычно путая следы, добрался, наконец, до дома, торопливо вымыл руки и прошёл в гостиную. Отец, мать и бабушка уже сидели за столом. Юноша расцеловал всех родных и уселся ужинать. Ел он, однако, совсем мало, был тревожен, печален, явно не находил себе места.
Мать сострадательно смотрела на сына, потом промолвила:
- Не рви себе сердце, сынок. Вот увидишь, всё обойдётся, твоя жена будет жива и благополучна, вы встретитесь, помяни моё слово.
Гертруда Тельман пистально посмотрела на внука:
- А ведь моя дочма проавду говорит. Жива твоя Люба, не мучайся, ложись спать со спокойной душой, утро вечера мудренее.
- Бабуля, милая, спасибо тебе от всего сердца, но не могу я не мучиться... Ругаю себя на чём свет стоит, что отпустил деволчку одну... Но сын Тельманов никогда не станет дезертиром, это я тоже твёрдо знаю...
- Вот что, Федерико, от того. что ты себя изводишь, ей легче не станет и помочь ничем не сможет. А вот если ты завтра напишешь большую статью для Роте Штурмфане, разоблачающую зверства нацистов, это будет большая помощь. Так что не изводи себя и ложись спать. На тебе лица нет, - веско, с расстановкой сказала бабушка. - И потом, всё равно тебя с друзьяими перебрасывают в Красноград. Вот и узнаешь нга месте, добралась она или нет.
Зигфрид вздохнул, покорно встал и прошёл к себе. Родной дом действовать на него успокоительно, сразу окунулся он в милую атмосферу детства. Но ребёнком этот юноша уже давно не был.
Со вздохом разделся, лёг в кровать, такую мягкую, знакомую, укрылся одеялом и хотел уже закрыть глаза, но дверь отворилась, и вошла донья Соледад.
Ты ещё не спеишь, сынок? - спросила она.
- Какой тут сон, мамочка...
- А хотела бы поговорить с тобой, дитя моё, если ты не против.
- Ну о чём ты, как я могу быть против разговора с тобой!
- Сынок, ты сказал, что она твоя жена. Свадьбу, как полагается, вы сыграть, естественно, не могли, документов у вас никаких нет, но хотя бы песть свидетели вашего союза?
- Конечно, мамочка! Они могут всё подтвердить. Это Карл Шрёдер. Вальтер Халвардсон, ты его давно знаешь, и Отто Ланге, все они комсомольцы, надёжные люди.
- Это хорошо. Но ты знаешь, сын, что от таких отношений рождаются дети? Вряд ли ты сможешь дать сыну или дочери своё имя...
- Мама, Люба взяла мою фамилию и называет себя теперь только Тельман, так что здесь никаких препятствий не будет. А дети... Это так прекрасно, я так хочу детей! Не зря же мы так нежно, горячо любим друг друга!
- Ну что ж. Доброго тебе счастья, сынок. Я всей душой раджа, что ты нашёл свою любовь. Моя мама когда-то говорила мне: если чего-то очень сильно хочешь, вся Вселенная идёт навстречу твоим желаниям. Пусть твои мечты и тихом семейном счастье обязательно сбудутся.
- Мамуся, милая, если ты мне этого желаешь, твои слова обязательно сбудутся!
Мать тихо погладила сына по голове и на цыпочках вышла, а Зигфрид погрузился в сладкий, глубокий сон, пришедший к нему в первый раз за многие недели...
Следующий день прошёл в напряжённой работе - Зифгрид писал статью для Роте Штурмфане. Он старательно описывал все страшные картины нацисиских зверств и страданий узников, рассказыывал, как менялись призванные на службу в концлагерь солдаты. И лишь немногим удавалось сохранить человеческое лицо. Рассказал он и о том, как сражались его товарищи с врагами, о том, как связались они с советскими офицерами. А сколько ещё мыслей и чувств осталось невысказанными, невылитыми на бумагу! когда статья была готова, отец попросил отнести её в редакцию.
- А редакция всё там же? - спросил сын.
- Дв, сынок.
По дороге в редакцию Зигфрид встретил Христиана, с которым работал грузчиком в мебельном магазине. Христиан не стал членом нацистской партии и теперь успешно остался дома, оформив себе освобождение по состоянию здоровья. И правда, в последние месяцы сердце его стало пошаливать. Христиан выхлопотал себе негодность к строевой службе из-за полного нежелания сотрудничать с бандитским режимом. Зигфрид знал его по подпольной работе и страшно обрадовался старому товарищу. Узнав, что друг направляется в редакцию, Христиан увязался за ним, а потом они весь день гуляли по городу, беседуя о житье-бытье. Христиан рассказал, что отца его ещё в прошлом году казнили в тюрьме, что мама работает в мастерской художественной штопки, а он сам - резчик по дереву, выполняет сложные заказы, но с нацистами иметь дело отказывается, в основном работает, чтобы порадовать бедняков рабочих, не согласных с режимом.
- Но жить всё равно надо. Я делаю мебель для богатых клиентов. Понятное дело, не так стараюсь, как для своих.
- А ты хитёр!
- Да, хитёр. Но ты ещё не знаешь, до какой степени!
- А ну-ка! Выкладывай!
- Меня всё же призвали в их вонючий вермахт интендантом. Должность вроде тыловой крысы, буду снабжать продуктами и одеждой, но только не солдат вермахта, а жителей окуупированных Советских сёл и деревень!
- Ну-ка, ну-ка! Расскажи - послушаем! Как ты это сибораешщься сделать?
- Как-нибудь смогу! И потом, у меня опыт уже есть. Уже снабжал продуктами и одеждой семьи заключяённых комунистов.
- Тихо ты! Нас даже за такие разговоры по головке не погладят. О матери своей подумай. Ой, уже поздно как! Мама волнуется верно. Побегу-ка я.
Крепко тряхнув руку друга, он убежал. Глядя вслед Зигфриду, Христиан присвистнул и заявил, обращаясь к самому себе:
- Провалиьься мне на этом месте, если этот шустрый парнишка не станет легендарной личностью в Красной Армии!
И ведь как в воду глядел! Зигфрид и его товарищи действительно в недалёком будущем станут примером ненависти к нацизму и глубокой любви к Ролдине для многих и многих солдат и офицеров Красной Армии. Но пока никто, кроме Христиана, об этом не догадывается...
... Зигфрид, попрощавшись с Христианом, насвистывая, пошёл домой. Мать, отец и бабушка страшно волновались, и, увидев своего малыша, все разом набросились на него. Зифгид шшутливо отбивался:
- Ну, слушайте, как я могу ответить всем сразу? Шёл в редакцию, встретил Христиана, вместе дошли до места, я слад материалы, и мы погуляли по городу немножко.
- Зигги, как немножко? Ты ушёл в три часа дня, а сейчас одиннадцать вечера, - возмутился отец.
- Да, Кнопка, это очень плохо с твоей стороны, - строго заявила бабушка, с самого детства называвшая младшего внука кнопкой за нос, до четырнадцати лет никак не желавший расти. - Мог хотя бы позвонить!
- Бабуня, я не был уверен, что телефоны не прослушиваются. Даже городские автоматы.
- Ну хотя бы домой зашёл предупредить! Я так переживала, сынок!
- Родные мои, простите меня все! Ну пожалуйста! Я страшно виноват, но так давно не видел родной город!
- Хватит уже пилить парня, он уже взрослый, - решил отец. - Но в следующий раз изволь звонить, Кнопка.
- Боюсь, следующего раза для прогулок не будет. С утра соберу вещи, а оставшееся время отведено для дел. Это очень важно, поэтому уж и не знаю, когда снова буду просто гулять по Галле с другом или с женой. Наверное, только после войны... если жив останусь...
- Откуда у тебя такие мысли, сынок? Ты нас пугаешь!
- Мама, неужели я буду сидеть без дела, не пытаясь помочь партизанам? Нет, я в тылу отсиживаться, а тем более за этих гадов воевать не собираюсь. Ведь война, мама. На войне, случается, погибают... Мамочка, твой сын комсомолец, он не намерен пренебрегать своим долгом.
- Не горюй, Соледад, мальчик вернётся жив и здоров, да ещё с женой и сыном! - улыбнулась Гертруда Тельман. - Вот сама посмотришь. Я это простознаю, как знаю и то, что этот шальной мальчишка первым будеит лезть под фашистские пули. Я же знаю нашего Зигги.
- Да, матушка, ты всё наперёд знаешь, - улыбнулась донья Соледад. - Теперь я спокойно отпущу мальчика в Красноград.
- То есть как ты меня отпустишь, мамочка? Это приказ, а приказы не обсуждают, им подчиняются... Если есть ради чего беречь свою дурную башку, - засмеялся Зигфрид. Но невесёлой была эта улыбка... Мать, сидевшая рядом, нежно погладила сына по голове, поцеловала в лоб. Отец подбодряюще смотрел на Зигфрида, задумавшегося о своём. Наконец, все собрались спать, а наутро Зигфрид стал собираться в дальнюю дорогу.
Донья Соледад помогала младшему сыну укладывать вещи.
- Значит, ты будешь в Краснограде, родном городе твоей жены? - спросила она.
- Да, мама. Свяжусь с партизанами или подпольщиками, а после освобождения пойду в Красную Армию.
Говоря это, Зигфрид достал из шкафа свою любимую комсомольскую форму - защитного цвета юнгштурмовку с комсомольским значком, фуражку-тельмановку и синие брюки. Ненадолго задумался и вынул из тайника комсомольский билет. Мать так и ахнула:
- Сынок, ты головой рискуешь!
- Знаю, мама. И сознательно иду на этот риск. Я прежде всего твой сын и сын моего отца, Зигфрид Тельман, и этого ничто не изменит.
Мать в смятении опустилась на кровать сына.
- Подумай серьёзно, Федерико. Ты уже был в гестапо, - предупредила она.
- Значит, ничего нового для себя не увижу. Мамочка, не волнуйся, дорогая. Ты ведь знаешь, я не могу и не имею права поступить иначе.
- Только будь очень осторожен, сынок, - тревожно промолвила донья Соледад. В эту напряжённую минуту вошёл отец, увидел, что сложил сын в чемодан, и нахмурился.
- Тебе что, голова не дорога? Не делай глупостей, сын.
Зигфрид подошёл к матери, поцеловал её в голову, потом повис на шее у отца. Карл Тельман отстранил от себя своего меньшого.
- Мальчик, это всё очень серьёзно. И не подлизывайся ко мне, ты знаешь, что я думаю о твоей безумной храбрости.
- Нет, отец, я три года думал об этом бессонными ночами, стоя в охранении в концлагере и стараясь сделать так, чтобы мой пулемёт не мог выстрелить в заключённого. Я всё продумал не один раз. Я понимаю, на что иду, и отступать не собираюсь. Тот, кто видел ужасы, происходящие в концлагере, тот, кто скрывал в своей комнатке под носом у эсэсовцев советских заключённых, уже ничего не боится. Отец, только подумай, ведь наша фамилия Тельман, я горжусь, что ношу её, и ни перед чем не отступлю. Кроме того, я ведь буду не один, со мной Карл, Вальтер и Отто.
Выслушав пламенную тираду сына, Карл Тельман предупредил:
- Ну что ж... Постукпай, как знаешь, но помни: у тебя есть бабушка, отец, мать, брат, а теперь ещё и жена. Ради нас всех будь очень осторожен, сынок.
- Обещаю, отец. Но и обюещаю, что вам с мамой не придётся краснеть за своего сына.
- Нам не приходилось краснеть за тебя даже тогда, когда тебе было только шестнадцать лет, малыш, - нежно улыбнулась донья Соледад.
- Да, мама, тогда я смог промолчать и никого не выдать. Надеюсь, что и впредь сохраню свои тогдашние стойкость и мужество.
- Мы уверены в этом. сынок. А теперь давай укладываться дальше, у тебя ещё дела.
Отец вышел, а сын и мать быстро сборали все нехитрые вещички Зигфрида. Предусмотрительная донья Соледад незаметно положила в чемодан множество тёплых вещей, за что потом Зигфрид был страшно благодарен матери, - холодной донбасской зимой он почти не мёрз.
Оставшееся до отъезда время прошло в сплошной беготне и заметании следов. Зифгрид должен был оказаться сразу в нескольких местах одньовременно, и к концу дня уставал так, что не хватало сил даже снять ботинки, придя домой. И вдруг утром пятого дня оказалось, что через час надо уже ехать на вокзал. Юноша не позволил себя провожать, один пришёл на вокзал, нашёл своё купе и скромно расположился, стараясь занять как можно меньше места. Какова жа была его радость, когда вскоре к нему присоединился Вальтер! А уже около восьми часов вечера в вагон вошли Карл и Отто. Вся дружная четвёрка снова была в сборе!
Наконец, поезд тронулся, и от нечего делать ребята стали рассказывать друг другу о себе.
Первым загвоорил Карл. Он поведал об освобождении из тюрьмы, о том, как радостно встретили их с Отто фрау Луиз и Гундель, и как двоюродные братья и сёстры поспешили отречься от Отто и заявили родителям, что не потерпят в доме эту красную тварь...
_
Тётя Роза и дядя Гюнтер возмутились и прикказали детям заткнуться, но те встали на дыбы и завопили, что их позорят пред школьными товарищами. Отто молча собрал все свои вещи и ушёл к Карлу. Там ему были безусловно рады - фрау Луиз разделяла с мужем тяготы подпольной брьбы и сама благословила старшего сына на этот путь. А когда в доме появилась ещё и милая доеочка Рут, её радости не было предела. Только вот сами Карл и Рут не находили причин для радости...
Оскар и Эдна Гольдманы стороной узнали, что их дочь комсомолка. Они, естественно, разъярились, но поделать ничего не могли - в перчвый же день по их приезде Рут собрала все свои вещи и перебралась к дяде Вилли, и на порог не пускавшего сестру с зятем. Рут перевезла Карла и Отто к тому же дяде Вилли, собрала все свои личные средства и потратила на лечение ребят. Мальчишки были так ослаблены и подавлены после заключения, что даже не возражали.
Ко всем печалям Рут прибавилась ещё одна. Нацисты всё-таки добрались до её отца и бросили его в концлагерь как еврея. Фрау Эдна в тот мтомент готовила обед. Узнав страшную новость, она согнулась под гнётом горя и не сразу сообразила, что прижалась лицом к раскалённой сковороде. А когда опомнилась, было уже поздно... Сёстры немедленно отказались от отца, матери и ссетры и сразу после похорон скрылись в неизвестном направлении. Их долго искали, но безуспешно. Таким образом, Рут стала сама себе хозяйкой. Она сразу же продала отцовский дом и купила маленькую усадьбу за городом, пекревезли мальчиков туда и удачно наладила домашнее хозяйство. Тут же нашлись экономка, тихая, милая, скромная женщина, горничная и повариха. Были они членами семьи, против чего ним Карл, ни Отто не возражали. Все трое каждый день писали ыфрау Луиз, каждый о своём.
Когда утряслись хозяйственные проблемы, оказалось, что отношения Рут и Карла изменились. Они по-прежнему крепко любили друг друга, даже сыграли свадьбу но юноша стал странно заситенчивым и скованным. Он не Отто и не прислуги стеснялся, нет, его что-то тяжко мучило. Наконец Рут не смогла дольше молчать и вызвала его на откровенность, о чём вскоре горько пожалела. Карл рассказал такие страшные подробности о перенесённых истязаниях, что у Рут кровь застыла в жилах.
- Вот потому я и стесняюсь, - закончил он рассказ. - Всё думаю, вдруг разденусь, а ты станешь смеяться надо мной... Бред конечно, но так крепко засело в голове... И очень я опасаюсь, Рут, что уже ни на что не годен, как мужчина... Сам знаю, что глупости, но не думать об этом не могу...
- Карл, родной, как ты мог так обо мне подумать! Как же тебя искалечили, любимый мой мальчик... И Отто изменился... Таким скованным, робким стал... Ты не бойся, я сумею отогреть тебя!
Он грустно улыбнулся, но Рут, верная своему слову из кожи вон лезла и добиласьс воего, - Карл и Отто немного оттаяли. Так прошло несколько лдет а в конце 1939 года арла и Отто призвали в вермахт. Как ни скрывались они от призыва, их нашли и поставили под ружьё. Для Рут потянулись печальные однообразные дни, которые олна заполняла работой по дому и подпольными заданиями. Иногда молодая женщина так уставала, что без сил валилась нга постель и спала до следующенго утра. Тоска по мужу мучила, изводила её, но она не давала себе поблажек. Редкой рдостью были короткие сухие письма Карла, говорившие о многом. Так она ижила, пока через два с половиной года он не приехал на четыре дня. Сперва увиделся с матерью, оставил Отто дома с фрау Луиз, а сам сразу же. в день приезда, помчался к Рут. Следующие дни прошли для них в сладостном сумасшествии, они торопились запастись ласками и поцелуями друг друга на долгое время разлуки...
_
Во чём поведал Карл товарищам, сидя в купе офицерского вагона. Рассказали о себе и Зигфрид, и Вальтер, и Отто. Поезд медленно тащился по Германии, постоянно уступая дорогу составам с военными грузами. Однажды, во время стоянки, четверо друзей вышли на платформу подышать воздухом (было это где-то в Центральной Польше) и увидели товарняк с советскими военнопленными. Вид этих измученныхЮ страшно исхудалых людей с горящими от лютого голода глазми испугал и возмутил мальчиков. Улучив момент, когда его никто не мог выследить, Зигрфид купил в ближайшем кафе самого лучшего хлеба, побдьежал к товарняку и начал совать мягкие булки в одни, другие, третьи дрожащие, тянущиеся к нему руки. Не успел он раздать всё, как сзади донёсся условный свист. Зигфрид быстро оглянулся и словно растаял в воздухе, - навык, выработанный в подполье, не раз выручал его. Советские военнопленные несказанно удивились этому порыву вражеского офицера.
- Смотри ты, и тут люди есть!
- Если бы он в воздухе не растаял, ему бы головы не сносить!
- А ты заметил, Вань, какие у него ручонки худые? Небось, сам голодный!
- А глазищи у него! Огонь! Не гляди - сгоришь!
- Знамо дело, он, видать. так Гитлёра любит, как собака палку!
- Ну, вы там потише! Он всё-таки немец! Как знать, чего у него на уме!
Через несколько минут Зигфрид возник уже у другого вагона, где томились девушки, и снова стал раздавать хлеб. Если бы его не позвал Отто, он опоздал бы на поезд. Уже в купе Вальтер накинулся На виновато молчавшего Зигги:
- Тебе что, головы не жалко? Об отце подумай, о матери, о жене! Может, у тебя и ребёнок будет! Ты хочешь, чтобы Люба вдовой осталась, а сын твой без отца рос?
- А он у нас как Чапаев - впереди, на лихом скакуне! Ему же скцчно жить без приключений! - ядовито заметил Отто. - Он же от спокойной жизни сразу прокиснет, как молоко некипячёное!
Насмешки и шутливые упрёки так и посыпались на отважного юношу со всех сторон, но он тоже не оставался в долгу - вышучивал и высмеивал товарищей напропалую. Но чем дальше пробирался их состав, тем мрачнее становились прекрасные лица ребят, тем печальнее были их глахза. ТЬеперь останавливались чуть ли не на каждой платформе, несколько раз с трудом удавалось избежать партизанских мин. Друзьбям становилось жутко от сожжённых деревень, виселиц с повешенными на них людьми, от свирепых рож гестаповцев и эсэсовцев.
На одной из станций Зигфрид и Отто наконец взорвались:
- Всё, хватит с нас! Не поедем дальше, будем партизан искать!
Говорили они только по-русски с тех пор, как пересекли границу Советского Союза. Так как рядом были только соотечественники, можно было не боляться, что их поймут. Карл и Вальтер тут же на них набросились:
- Как вы себе это представляете? Головы не жалко? Ну так ваши тела укоротят на одну голову, перестанете рыпаться! - Карл сердито смотрел на друзей, понимая, что если не удастся остановить их, вряд ли они останутся в живых. Спор затянулся надолго, наконец, к ним подошёл незнакомый высокий парень с умными, искренними карими глахзами, усмехнулся дружески и заметил:
- Эй, товарищи подпольщики, а как же дисцплина? Командира слушаться надо! - и, насвистывая, ушёл. Мальчики, ошаоашенные, долго смотрели ему вслед, а Зигфрид и Отто почувствовали, что сразу стало легче жить...

Потому что люблю… Потому что по-настоящему…

Потому что люблю, потому что по-настоящему..
Последние слова, последний взгляд ТЕХ карих глаз. Почему ТЕХ?
Они не такие, как у всех. Я уверенна, что таких больше нигде не найти. Иногда мне казалось, что эти глаза существуют отдельно от человека.
Если бы я была художником - я бы рисовала только ИХ..
Они всегда разные.
Когда они на меня смотрели, каждая капелька моего тела, каждая частичка внутри меня - вздрагивали. А порой они смотрели и мне было спокойно - преспокойно. как когда смотришь на костёр. Или волны. Или когда смотришь на счастливых влюблённых.
Спокойно так... хорошо.
Эти глаза всегда тебя выдавали. Они не умели врать. И я всегда знала чего ты хочешь, о чём ты думаешь. Они мне рассказывали. Они самые искренние на свете. Ты лгал, они говорили правду. Ты смеялся, они плакали. Ты говорил о своём безразличие, они кричали о любви.
Тебя я, возможно, забуду, их - нет.
Тебя разлюблю, их - никогда.
ОНИ МОГЛИ ВСЁ. Делать меня самой счастливой и оставлять ни с чем, дарить мне своё тепло и обжигать холодом.
Они одинаково прекрасны и когда смеются, и когда плачут. Я то знаю. Я так хорошо их знаю! Я любила их. Каждой своей клеточкой. Для них всегда будет место в моём сердце.
Для ЭТИХ глаз.
Пожалуй, это любовь навсегда. Любовь к ним. К этим глазам. Такой любовью любят матерей, отцов, братьев. Просто за то, что они есть.
Просто за то, что когда-то делали меня счастливой. За то, что научили любить и отдавать всю себя. За то, что всегда приходят ко мне во снах и поддерживают, дают силы не сдаваться, не опускать руки.
Они.
Они - лучшее, что я видела в этом мире. Они горят, улыбаются - я живу, мне хорошо.
Потому что люблю. Потому что по-настоящему.
Ты же помнишь. Ты помнишь, как я запала на них. Сразу же, как только в них посмотрела. Как боялась их взгляда. Как ОНИ меня смущали. Так не умеет никто.и никогда не сумеет.
Да, они существуют отдельно от тебя.
В них кусочек моей жизни.
В них кусочек меня.
Они мне никогда не врали, как бы ты не старался.они всегда тебя выдавали.
Ты и сам то толком не научился их понимать. Я научилась.
Потому что люблю. Потому что по-настоящему.
Сегодняшний вечер в памяти надолго. Сегодняшние они - навсегда.
Всё та же лавочка в соседнем дворе.
Всё те же люди.
Всё тот же свет в левом окне первого этажа.
Всё те же глаза.
На этой лавочке мы впервые встретились, впервые взялись за руки, впервые поцеловались.
Сегодня мы сидели на ней в последний раз.
Я не верю в это! Не верю! Как ОНИ могли.
Сегодня ОНИ предали меня.
Сегодня я не увидела в них ничего. Они что-то пытались сказать, но я так и не сумела понять что.
Сегодня я была разбита. Вдребезги.
Тобой. А они.они тоже не оставили никакой надежды.
Удивительно, но я не плачу. Ради них.
Ради них я буду сильной.
Когда-то я сделала им больно. Теперь больно мне. Но я на НИХ не обижаюсь.
Потому что люблю. Потому что по-настоящему.
А ты сделал свой выбор. Ты ушёл.
А я была готова простить всё. Была готова ждать. Была готова начать всё заново.
Я бы сделала тебя самым счастливым.
Потому что люблю. Потому что по-настоящему.
Но ты ушёл. Вместе с ними. А я вас люблю.
Ты с ней. Ты даришь ИХ тепло ей.
Говоришь, что любишь её. Что счастлив.
Что ж.. Для меня твоё счастье - самое главное.
Потому что люблю. Потому что по-настоящему.
И если ОНИ, твои глаза, которые для меня так много значат, будут светиться счастьем - я спокойна. Мне хорошо.
Только учти. Обмануть себя сможешь. Их - никогда.
Будь счастлив.
28.07.2009