Сны, как виноград.

Расскажи мне на ночь сказку
Про чудесный лес,
Нарисуй волшебной краской
Радость до небес.
Там сердца соединяют
Грёзы, как мосты,
От цветка к цветку порхают
Бабочки-мечты.
Зреют там на тонкой ветке
Сны, как виноград.
Из затерянной беседки
Виден звездопад.
Ты придумай три желанья
И беги сюда,
И исполнит обещанья-
Синяя звезда.
Ты сорви с ветвей высоких
Самый сладкий сон.
Положу себе под щёку
Я твою ладонь.
Будет сон тихонько сниться,
Мир укутав в ночь,
Пусть уходят вереницей
Все печали прочь.
Расскажи мне на ночь сказку
Про волшебный лес.
Пусть повеет доброй лаской
От его чудес.

Другой мне будет сны дарить

Хлестала вьюга рукавом
Тьму ледяную.
А я шептала: «Ничего!
Перезимую!»
И что с того, что был апрель
Счастливым адом,
Была вишневая метель
Со звездопадом?
Холодный ветер белой мглой
Устелет ложе.
Придет весна, придет другой -
Смелей, моложе.
Другой мне будет сны дарить
И поцелуи,
Лишь надо до весны дожить.
Перезимую
И оживу. Горою с плеч
Спадет усталость
Недогоревших зимних свеч.
Ну вот, дождалась!
Глазам, угаданным в толпе,
Рванусь навстречу,
Уже не помня о тебе,
Уже навечно!
Ну, а пока что, раз уж ты
Нашел другую -
Закрою дверь покрепче и
П-е-р-е-з-и-м-у-ю!...

Я пред тобою как во сне,

Твои слова,твое тепло,
Они как лучик в темном царстве.
Они как песня о земном,
Что здесь живем мы не напрасно...
Твои слова,что сердца стук,
С тобой меня оберегают.
С тобой я будто каждый день
Мечтаю,больше не страдаю...
И воздух-песней опьянен,
Собой нас в негу окунает.
Я пред тобою как во сне,
Стою-как будто бы нагая...
Дышу,и все во мне кипит,
И снова мысли рвутся в небо.
Стремятся жить,спешат любить,
И знают,что любимый где-то...
Зимою я тобой согреюсь,
В жаре в твоей тени усну.
От мыслей я таких немею,
И знаю,что любить могу...

Я летал в эту ночь, да разбился вчера...

Опять снилось что я летаю. В моих полетах во сне есть явный прогресс. Раньше во снах у меня это отнимало куда больше сил, теперь же только иногда приходится садится на "зарядку". В 4 классе где-то я могла лишь подпрыгнуть и зависнуть в воздухе. Потом я научилась парить у потолка зала физ-ры и своей квартиры. Только почему-то это умение нельзя показывать другим людям. Позже снилась куча людей, которые учили меня летать и мы сигали с балкона. Взмахи рук, разбег, толчок-и бешено размахивая руками можно пролететь .Выше потолка страшно. У земли уже неинтересно. И так с каждым годом я все лучше и лучше летаю. Недавно снилось что я в лагере и вылетела за территорию и парила над джипом каких-то рокеров XD
Но сегодня это было что-то особенное. Снился луг, просторный зеленый луг. Солнца не было видно, поэтому слегка пасмурно. Линия леса, которую почему-то пешком фиг пересечешь, поэтому там нет людей, одни лишь звери. И я одно сижу на этом лугу и смотрю на лес. Рядом кружила какая-то птичка, грач наверно. И мы с ней нашли общий язык. Она понимала то, что хочу я, я же понимала что хочет она. И мне жутко захотелось перелететь эту границу. Я же умею летать как-никак). И мы с ней поднялись в воздух. мне даже не пришлось разбегаться, я стартовала с толчка ноги. Даже не пришлось махать руками-воздух держал и там. Птица летела по правому плечу. И мы с бешеной скоростью полетели через 2 ели. Вокруг лес лиственный, а нам вот нет, обязательно через ели). И летали мы туда-сюда, а вот возьми и устань. Ляпнулась прямо на эти ели. Колюче и вообще выбираться надо. Не выходит. Посидела, отдохнула, на последнем рывке приземлилась на землю. Пошла по лесу. Птица улетела. Лес глухооооой, нет никого. Вижу впереди болото, а там стерхи вроде купаются. Решила, что смогу к ним подлететь, за птицу примут. Приземлилась в болото. А там мелко, тепло, хорошо) Но это не стерхи оказались а гигантские капибары. Одна ко мне подошла и стала нюхать, облизывать, покусывать. За руку тяпнула играючи, а у них зубы тупые, не как у грызунов, а ближе к человеческим. Но тут слышу-люди идут. Капибары по норам спрятались, а ту, что со мной играла, поймали. Что я могла сделать? Ничего. Они ушли, я поднялась в воздух и вернулась на луг. А там уже мужики какие-то сидят, водку пьют да шансон слушают. Плюнула я на все это дело, послала их куда подальше от души, взвалила на плечо торбу с битлами и пошла от них подальше.
Дальше можете не читать. Там МРАК.
Вчера снился очень тяжелый сон. Будто я иду по коридору в школе и вижу, что у окна мама стоит. Я к ней бросаюсь, обнимаемся. Потом я думаю-"как же она может быть жива? А если ее ЕВ увидит? Что я скажу?" И спрашиваю, как же так, ты же умерла, сама же схоронила, землю на гроб сыпала. А она улыбается и говорит что жива, а механизм, как так получилось, она мне уже в пятый раз будет (а это действительно сон пятый наверно, где она выступает как бэ таким "зомбиком". Я же знаю, что она мертва, но снится живой.) объяснять. Послала я нафиг скул и пошли мы по магазинам. Я себе ничего не выбираю, у меня все есть. А она мерит все, и говорит, что какое счастье мерить не то, что скроет ее недостаток, а то, что действительно нравится. Это трындец просто. Я так скучаю по ее волосам, костюму, улыбке. Просто скучаю. Слава Богу я забываю последние 2 года. Плохо что в нашей памяти нет функции "ластик". Пора кончать с философией. В моем блоге ей нет места. Это просто сводка событий. Говорят, что так обычно делают мальчики, а девушки ведут свой днев более эмоционально, записывая свое отношение и свои чувства. У меня даже манера вести блог пацанья >_<. О да, чудо-смайлики, спасите меня)
Ну вот опять сопли развязла. Что же такое-то)
В школе на обществе писали диктант, на труде Юльку мучила своей музыкой, на ино как всегда весело и на алгебре села с Ирой. Дома рисовала стенгазету, убила ее фоном. Поэтому не сделала ни уроков (мне крындец на всех уроках), ни стенгазету (личный нагоняй от всех учителей). Гореть мне в учительской в вечных мучениях...

Я часто вижу во сне это утро в заливе Халонг.

В те времена, когда в моей семье выписывали или покупали "Комсомольскую правду", мне очень нравилась рубрика Василия Пескова. А тут стала копаться в подшивках "Роман-газеты", доставшихся мне по наследству (и занимающих две полки в шкафу:), и нашла целый номер, состоящий из его очерков. Прочла от корки до корки, здорово. И вот это особенно понравилось - "Средняя полоса". Я нашла в сети и скопировала себе.
...Вот почему я всегда так жду снега, и почему тоже не смогла бы жить где-нибудь в тропиках. И почему таким восторгом наполняют меня суровые пихты, стоит подняться повыше здесь, на юге. И почему так трудно объяснить тем, кто севернее, как муторно на душе, когда осень длится и длится в декабре и переваливает за новый год, теплая, мокрая, серая, словно ты застрял во времени или само время застряло и никак не сдвинется с места...
Василий ПЕСКОВ
Средняя полоса
Старый вопрос к человеку, повидавшему землю: "Где лучше? Какое место красивее всех?" Есть на этот вопрос такой же старый ответ: "Хорошо там, где нас нет". В отговорке - полушутливой, полусерьезной - немало мудрости. Мест, изумительных по красоте, на земле много. Рассказ о семи чудесах света люди придумали, когда землю почти не знали. Сейчас любая из туристских компаний насчитает вам сотни чудес и подтвердит снимками. И чаще всего обмана нет, место и в самом деле ошеломляет тебя красотой.
Я не могу забыть, например, утра в заливе Халонг. По-вьетнамски Халонг - это залив утонувшего в море дракона. Торчащие из зеркально-тихой воды зеленые скалы и в самом деле напоминают зубчатую спину затонувшего змея. Синяя дымка. Ни малейшего ветерка. Рыбацкие лодки с парусами на манер верхнего плавника рыбы тихо скользят между затонувшими скалами. Паруса пропитаны красным соком каких-то растений. Восходящее солнце добавляет им краски... Я часто вижу во сне это утро в заливе Халонг. Но я не осмелюсь сказать, что нет на земле уголка живописней, чем этот залив во Вьетнаме. Жизнь коротка, и человек даже при нынешних скоростях не способен увидеть и малой доли всего, что есть на земле, для того чтобы сравнивать.
И все-таки остается вопрос: "Какое место?..." Я и сам спрашивал разных людей. Но спрашивал так: "Какое место ты хотел бы увидеть в последний день жизни?" Никто не назвал ярких знаменитых точек земли. Желания были простыми: "родительский дом и сад", "горы перед восходом солнца... я помню их с детства", "речку с кувшинками", "степь... и по степи бегут лошади" Ответы почти одинаковы. Каждому особенно дорог тот уголок на земле, где рос, где стал человеком. И все-таки на вопрос о "лучшем месте на шарике" я всегда говорю: Средняя полоса.
Рязанские поля и березы возле Оки, калужские и тульские перелески с тихой водой в маленьких речках, Подмосковье, владимирские проселки, земли тамбовские и воронежские, где леса иссякают и начинаются степи, - это все в обиходе мы зовем Средней полосой, имея в виду широкий пояс России, идущий с запада до Урала. Я очень люблю этот пояс Земли. Догадываюсь, что он так же хорош и по другую сторону глобуса - в Канаде и в северных землях Америки. И объяснения в этой любви должны быть понятны всем, кто сумел приглядеться к неброской, но тонкой красоте Средней России, до самых глубин понятой Левитаном, Нестеровым, Чайковским, Тютчевым, Фетом, Есениным, Паустовским. Наклоном оси к плоскости круга, по которому шар Земли летит вокруг Солнца, мы обязаны своеобразной природе среднего пояса. В году мы знаем и длинную ночь, и длинные дни, когда они отделяются друг от друга только светом двух зорь. Мы знаем снег и синий июльский зной. Каждый год мы видим зеленый дым зарождения жизни и желтое увядание. Одна из прелестей жизни - контрасты и перемены. После лесных блужданий и обедов под елкой с какой радостью садишься за стол с хрустящей крахмалом скатертью. Но проходит неделя, другая, и ты начинаешь думать о печенной в костре картошке. Летом мы ожидаем осень. Потом рады первому снегу первым проталинам, первым цветам... Непрерывная цепь перемен. Эту особенность нашей природы однажды я особенно остро понял и почувствовал. Это было в тропиках, в северной части Австралии. Несколько дней мы провели в городке Дарвине. Мне кажется, нет места скучнее и монотоннее на земле, чем эта суша, поросшая эвкалиптами. Солнце садится и поднимается тут всегда в одно время. Дни всегда одинаковы: утром - солнце, к обеду - тучи, с вечера - ливень. И так круглый год. И все годы подряд. Влажная духота, удары океанской воды в ноздреватые скалы. Лес одинаковых с беловатой корой деревьев.
Помню, долго не мог уснуть. Чужие слова выкрикивал попугай, скакавший в клетке над загородкой портье. И всю ночь непрерывно лил дождь. Мне показалось, что промежутков между струйками не было в этом дожде. Поднятая солнцем из океана вода сплошным потоком возвращалась на землю, чтобы завтра к полудню опять подняться тяжелыми душными облаками. Одноэтажный улей гостиницы дрожал от ударов воды. Я испытал в эту ночь приступ тоски, знакомой всем, кто надолго уезжает из дому. И в мельчайших подробностях вспомнил череду перемен, которую мы наблюдаем за год.
Я вдруг представил следы собаки на первом снегу и самого рыжего пса, с удивлением глядящего на белое вещество, покрывшее землю за одну ночь. Я вспомнил, что белый снег белым почти не бывает, он бывает то пепельным, то розовым, то почти синим, смотря по тому, каким в этот час было небо. Я вспомнил, что снег скрипит под ногами погожей капустой и пахнет арбузом. Снег, снег. Короткие дни без теней. Копны сена, как две сахарных головы, на опушке. Цепочка лисьего следа.
В лесу глухо. Спешишь засветло вернуться домой. Длинные вечера возле лампы. Робкий, несмелый рассвет. Короткие дни. Солнце в такое время, как редкий гость. Красным блюдом проплывет солнце над горизонтом. Не успело подняться - и уже на ночлег. Потом я вспомнил, какими ослепительно синими бывают лоскутки неба, когда дни начинают медленно прибавляться, как звенит прокаленный морозом снег, как потом каждая веточка и соринка солнечным светом утепляются в снег и как постепенно весь снежный мир становится синим. По крышам начинают путешествовать кошки, и у порога из крошечной лужицы, набежавшей с сосулек, пьют воду куры. Живя в деревне, в это время я каждый год начинал делать новый скворечник. Эти хлопоты совпадали с радостной суматохой ожидания ледохода. И вот наконец кто-то первый услышал, как треснул лед. И все - молодые и старые - устремились на мост. Плывут грязновато-сизые льдины. И какой-нибудь парень-сорвиголова на глазах восхищенных мальчишек и охваченных ужасом баб прыгает, собирает с перевернутых льдин рыбешку. Гвалт, шум. Летят первые птицы. На проталинах мальчишки играют в лапту. Старики выползли из домов, сидят греются на завалинках. Орут петухи. От земли поднимается легкий парок. Колокольчиком звенит жаворонок... В такие дни под крышу не хочется уходить.
А разливы!.. Уже взрослым я первый раз увидел разлив на Оке. Настоящее море не поразило меня так, как эта бескрайность талой воды. С бугра было видно, как по затопленной роще, между стволами ветел и тополей плыла плоскодонка. На узеньком островке гоготали присевшие на ночлег дикие гуси. И только красные и зеленые огоньки бакенов отмечали в этом море воды затонувшую реку... Это же место возле деревни Копаново я увидел с бугра дней сорок спустя. Теперь разлив молодой зелени покрывал землю, и только кое-где сверкали зеркальца влаги. Мальчишка гнал хворостиной гусей. Около берега на веревке ходил красный теленок. И где-то сзади меня куковала кукушка...
Всю ночь на северной оконечности Австралийского материка шел дождь. Всю ночь я провел в полусне, стараясь не упустить нитку щемящих душу воспоминаний. Гром... У нас он, пожалуй, такой же. Вот точно такой удар одновременно со вспышкой света расколол однажды возле моей ноги небольшой камень. Было это в июне на Бородинском поле. Мы с другом, потрясенные, глядели на две половинки разбитого валуна, от которых шел дым. В тот день был ливень, отдаленно напоминавший этот вот, австралийский. Но сколько дождей, разных и непохожих, видел я там, у себя дома! У тех дождей даже названия есть: "проливной", "грибной", "обложной", "долгий осенний", зимний, от которого снег покрывается сверкающей коркой и на деревьях остаются ледяные прозрачные бусы... Град. Иней. Туманы и росы. Облака прозрачные, как тонкая пряжа, и тяжелые, как свинец. Изморозь, белой солью лежащая по утрам на траве. Зимний узор на окнах. Таких удивительных состояний воды в природе не знает северный австралийский берег. Человеку, тут выросшему, неизвестно, что где-то есть июль с васильками, ромашками и желтизною хлебов. И что июль незаметно, совсем незаметно сменяется тихим задумчивым августом, когда все в природе вдруг умолкает, когда подсолнухи низко склоняют отяжелевшие головы и в садах фонарями светятся спелые яблоки, когда скворцы и ласточки собираются в стаи, а на березах появляется едва заметная желтая проседь. Все улеглось в природе. Родилось, окрепло потомство у птиц и зверей. Созрели хлеба и семена трав. Уже нет бурных дней с грозами, с ветром и проливными дождями. Золотистая дымка стелется над землей.
В Подмосковье есть у меня заветное место - лесная поляна вдали от дорог и тропинок. Я так и зову это место - "моя поляна". И уверен: никто лучше, чем я, не знает этого уголка на земле, заросшего по краям болиголовом, таволгой, ежевикой, а посредине просторного, солнечного, с хороводом ромашек и фиолетовых колокольчиков. Зимой поляна всегда истоптана зайцами и мышами. На молодом клене, вобрав голову в перья, морозными днями любят сидеть снегири. На ольховом кобле, возле ручья, весною почти всегда видишь сонного ужака и слышишь, как стонут весной над ручьем, трутся друг о друга сухая осина и наклоненная к ней береза. Но особенно хороша на поляне ранняя осень. На рябину прилетают кормиться дрозды. В сухих листьях под ежевикой шуршат живущие тут ежи, и самое главное - осенью к этому месту приходят лоси. Я не сразу мог догадаться, почему под вечер почти всегда вижу тут двух-трех лосей. Но однажды все объяснилось: лоси приходили пожевать яблок. Одним боком поляна упирается в заполоненный рыжими бурьянами брошенный сад. Неизвестно кем и когда посаженный сад всеми забыт. Деревья в нем засохли и выродились. Плоды дают только растущие от корней дикие ветки. Охотников до нестерпимо кислых и мелких яблочек в лесу, кажется, не было. Но однажды, присев под вечер на краю сада, я услышал, как яблоки аппетитно хрустели на чьих-то зубах. Я приподнялся и увидел лосей. Один из лосей задирал голову и мягкой губой захватывал яблоки. Другой собирал яблоки, лежавшие на земле. Он подогнул передние высокие ноги и стал на колени... Такие картины память наша хранит как лекарство на случай душевной усталости. Сколько раз после трудного дня я приходил в себя и, успокоенный, засыпал, стоило только закрыть глаза и вспомнить рябины со снующими в них дроздами, желтые бурьяны, запах грибов и двух лосей, жующих кислые яблоки...
Из городка Дарвина мы улетали утром, когда солнце только-только взялось за свой каждодневный труд по накоплению в небе воды. Мелькнул в круглом окошке желтоватый край чужого неуютного берега, и четыре сильных мотора понесли нас на север...
- Саша, подтверди, пожалуйста, что Земля - это шар, - попросил я, заглянув в закуток штурмана.
- Подтверждаю, - сказал штурман, не отрывая глаз от счетной линейки.
- А теперь скажи, Саша, какой наклон имеет земная ось? И не придет ли кому-нибудь в голову поставить ее попрямее?..
- Слева по курсу через сорок минут покажется остров Суматра, потом будет Индия, через три дня будем дома, - понимающе подмигнул штурман.
Возвращение домой - очень хорошая часть в любом путешествии. Я сел подремать в кресле с приятной мыслью о волшебном наклоне оси, из-за которого есть на земле сенокосы и листопады, разливы рек, первый снег и первые ландыши. Из-за которого есть на земле волшебная Средняя полоса.