Глава 20
Мальчики удивлённо посмотрели на неё, уж слишком ласковые интонации прорезались в девичьем голосе. Но Марианна тут же деловым тоном заявила:
- Воду мы наберём, но вот как назад тащить? Далеко же... Хотя... Я, кажется, кое-что придумала...
Когда набрали воды, Марианна велела:
- Вы стойте здесь, а вы пойдите, пожалуйста, со мной.
Ничего не понимая, Карл двинулся следом за девушкой. Оставив юношу стоять у крыльца, она скрылась в доме и вскоре выбежала с огромными санками. Карл засмеялся:
- Вас прокатить?
- Не откажусь! - улыбнулась девушка и села на санки. Карл взялся за верёвку и побежал. Марианна засмеялась - обожала эти зимние забавы, а так давно её на санках никто не катал!
Зигфрид и Вальтер уже начали нервничать, времени прошло довольно много. Когда появился весёлый Карл, тащивший за собой детские санки, оба друга расхохотались. Марианна вскочила и принялась ставить на санки вёдра. Мальчишки ей помогали. На обратном пути их остановил патруль. Полицай с любопытством рассматривал необычную компанию. Карл, утрируя свой немецкий акцент, приказал очистить дорогу.
- Эта вода нужна, чтобы лечить больного немецкого офицера! - надменно заявил он. Вальтер и Зигфрид прыснули. Когда патруль удалился на порядочное расстояние, Вальтер толкнул друга локтем в бок:
- А вот если бы мы ему попались за расклейкой листовок, он бы с нами не так разговаривал!
- Ага! Особенно, если бы увидел на листовке красную звезду! - фыркнул Зигфрид.
- Это вам не шуточки, за такое можно на виселицу угодить! - строго заметила Марианна.
- Мы знаем. Сами сидели в тюрьме, пытки нам всем хорошо знакомы... - вздохнул Карл.
- Как! Все?
- Да, все. И Отто тоже. Его на моих глазах мучили. Надеялись, видимо, что жалость к брату развяжет мне язык. Зря надеялись. Не знали, что комсомольцы никогда не предают.
- Вы потише говорите, а то тут много лишних ушей, - серьёзно предупредила девушка. - Почитай, почти полгорода переметнулось к фашистам.
- Ничего, поблизости никого нет, всё хорошо, - улыбнулся Зигфрид.
Так, за разговорами, ни на кого не обращая внимания, они дошли до дома. А дома баба Настя уже домыла изнутри хорошо протопленную печку и теперь выжидательно смотрела на бабушку Лилю. А та, положив руки на голову горевшего в жару Отто, усердно молилась, потом сказала:
- Ну всё когда вода закипит, разбавим и будет парить парня. Думаю, всё не так плохо.
- Ну вот и хорошо. Можно будет дочку Марьяночку порадовать. То-то она на него такими похоронными глазами смотрела...
Не успела баба Настя договорить, как на крыльце послышался тихий говор молодых голосов, открылась и закрылась дверь, и компания, принёсшая воду, вошла в дом. Бабушка Лиля тут же вышла к ребятам и успокоила их, сказав, что простуда серьёзна, но не настолько, чтобы затянуться надолго, и велела затопить ту печку, что находилась в комнате, где раньшще жила бабушка Марианны. Отзывчивый Зигфрид помог Марианне принести дрова, вдвоём они затопили печь и теперь с удовольствием наблюдали, как весело горят дрова. А тем временем Карл и Вальтер помогали Отто раздеться. Женщины деликатно ушли на другую половину дома, чтобы не смущать и без того намучившегося парня. Зигфрид и Марианна всё ещё смотрели, как горят дрова, когда из-за двери послышался голос Вальтера:
- Зигги, помоги, мы с Карлом вдвоём не справимся.
Зигфрид ушёл, а Марианна закуталась в бабушкину шаль и уселась около печки. Но недолго продолжалась благословенная тишина, установившаяся в доме. Не прошло и получаса, как на крыльце затопали, заорали, и куча народу ввалилась прямо в гостиную. Но теперь Карл и Отто были не одни. К Карлу присоединились Вальтер и Зигфрид, подошла ещё бабушка Лиля. Все они вместе сурово смотрели на Диану с кавалерами. На этот раз с подружкой Жабы пришли одни полицаи. Увидев сразу троих парней, кавалеры начали уверять Диану, что она ошиблась домом. Последовали пьяные извинения, компания развернулась и благоговейно, на цыпочках, ушла.
- Вот неймётся бабе! И управы на неё никакой! - в сердцах сказала бабушка Лиля. - Надо ребяткам новое жильё поискать. Кажется, я кое-что придумала... Вот выздоровеет наш Отто, тогда подумаем.
Пока бабушка Лиля ворчала себе под нос, мальчики помогли Отто забраться в печку, поставили керосиновую лампу и закрыли заслонку. Юноше сразу стало жарко, он с огромным удовольствием вымылся и еще немного посидел в тепле, потом крикнул, чтобы его отсюда вытащили. Карл, Вальтер и Зигфрид, смеясь, поддержали его и старательно отчистили от сажи, закутали в тёплое полотенце и отвели в комнату. Потом Вальтер позвал бабушку Лилю и бабу Настю. Они велели собрать со всего дома одеяла и укутать больного. Марианна, услышав довольно громкий разговор, вышла в гостиную и позвала с собой ребят. Нагрузив каждого из них несметным количеством ватных, пуховых и всяких других одеял, девушка стала распоряжаться укутыванием Отто, который немедленно взмолился и попросил пожалеть его. Но бабушка Лиля, подойдя к нему, сурово спросила:
- Ты выздороветь хочешь? Тогда не пищи!
Парню осталось только смириться. После этого баба Настя дала Отто свою фирменную детскую настойку о воспаления лёгких без мёда, и тот, уставший после всех экзекуций, заснул. Вальтер и Зигфрид явно не хотели мешать, но и домой идти было довольно опасно. Карл вызвался проводить всех.
- А бабушку Лилю я на машине до дома довезу! - заявил он. - И быстрее, и безопаснее.
- Ты смотри, милок, ты первый день тут, не узнают, ещё в полицию потянут, - всполошилась баба Настя.
- Хотел бы я взглянуть на того поганца, который потащит майора вермахта в кутузку! - засмеялся Карл. И впрямь, страхи бабы Насти были просто нелепыми.
Все, кроме бабушки Лили, оделись и вышли. Марианна, пересилив смущение, села рядом с больным и стала охранять его сон: вдруг проснётся, что-то нужно будет. Бабушка Лиля подошла к Марианне, погладила её по голове и улыбнулась:
- Не смотри на него волком, не все немцы фашисты.
- Да я и не смотрю на него волком, бабушка Лиля. Зайка помогла, как они с братом вошли, так она стала от одного к другому метаться, требует приласкать и погладить. Не снисходит, а именно напрашивается на ласку, прямо как собачка! Удивительно!
И точно, словно почувствовав, что говорят о ней, Зайка вошла в комнату, прыгнула на кровать и улеглась прямо на лоб больного, свернувшись клубочком. Марианна улыбнулась, стараясь подавить подступавший к горлу смех. Бабушка Лиля тоже засмеялась, хотела что-то сказать, но тут в дом тихонько постучались. Бабушка Лиля открыла и пропустила Карла. Юноша страшно устал и измучился, торопливо снял фуражку, шинель, шарф, сапоги и босиком прошёл в отведённую им с Отто комнату. Марианна в это время чистым носовым платком протирала горячий мокрый лоб больного.
- Никуда я не поеду, детки, с вами останусь. Если гулявая сестрица заявится только я смогу с ней спокойно поговорить. Вы трое слишком горячи, - улыбнулась бабушка Лиля. - Марьяночка, дочка, пусти-ка меня в комнату твоего отца, а?
Марианна встала и крепко обняла старую цыганку:
- Бабушка Лиля, для вас всё, что угодно! - и вытащила из-за пазухи маленький ключик. Карл очень застенчиво посмотрел на девушку, замялся, потом попросил робко:
- Вас бы не затруднило... хотя бы отвернуться? Я страшно устал... нужно лечь спать... раздеться... а я стесняюсь...
- Ну о чём речь! - улыбнулась Марианна и вышла. Карл быстро разделся и залез под одеяло, а вскоре крепко уснул. Марианна, выждав немного, на цыпочках прошла в комнату мальчиков и снова села рядом с проснувшимся Отто. Он попросил снять с него хоть два-три одеяла, весь зажарился. Но девушка сурово ответила, что так велела бабушка Лиля, а её советы выполняются беспрекословно.
А Вальтеру и Зигфриду не спалось. Они сели в своих кроватях и стали строить догадки, насколько быстро поправится их Отто. Ни до чего не договорившись, мальчишки не заметили, как уснули.
Наутро Зигфрид проснулся ни свет, ни заря, торопливо оделся и бесшумно выскользнул из дома. Его, как немецкого офицера, не смел задержать ни один патруль. Он спросил, как пройти на улицу Тельмана, 4, и, без труда найдя Любкин дом, принялся ходить поодаль, надеясь, что сможет хоть издали увидеть любимую. Но она не появлялась, выходила только стройная, очень красивая немолодая женщина. Устав и продрогнув, Зигфрид вернулся домой, но прокрасться незамеченным не сумел - его перехватила баба Настя и тут же начала допытываться, куда это он бегал
- Куда бегал, там меня уже нет, баба Настя, - отшутился юноша. Та пытливо рассматривала юношу, потом заявила:
- Ты что, сдурел, что ли? Вон у тебя нос сизый, ещё заболеешь, возись потом с хворым! Идём-ка, поешь, а заодно водки выпьешь, от простуды помогает будь здоров. И без разговоров!
- Баба Настя, да я сроду водку не пил! - поразился Зигфрид. - Мне же плохо будет!
- Ничего, выпьешь и не поморщишься! Болеть тебе не дам. Вон на дружка своего погляди.
Делать было нечего, юноша разделся и босиком поплелся на кухню вслед за бабой Настей. Заботливая бабуся приготовила ему завтрак, налила водки. Юноша застенчиво ел, стараясь не быть жадным, а водку незаметно отодвинул. Но не скрыть ничего от бабы Насти, решившей позаботиться о ком-то. Она тут же поняла его уловку и снова пододвинула стакан:
- Пей водку, кому говорят!
- Баба Настя, да мне сразу плохо будет!
- Ну да? Как дымить паровозом, так всё хорошо, а как водки глоток сделать, так плохо! Пей, кому говорят!
Зигфрид обречённо вздохнул и выпил всю четверть стакана водки, закашлялся, но почувствовал сразу, что стало гораздо теплее.
- На, хлебом заешь чёрным. Эх, парень, не учили тебя дома водку пить, теперя мне учить придётся... морока с вами...
- Баба Настя, устал я... И сейчас опьянею...
- Ну вот что. Садись давай и лопай огурчики солёненькие да выпей огуречный рассол, чтоб не охмелеть. А покраснел-то как! Не прогулка у тебе на уме, а девка. Не моги ты со мной, старухой, лукавить.
- Не девка, а жена моя, Люба, в девичестве Шмидт, а теперь Тельман.
- Ну-ну... - хмыкнула баба Настя и ушла к своему деду, а Зигфрид немного ещё поел и на цыпочках прошёл в комнату, отведённую им с Вальтером, разделся, забрался на полати и уснул.
Встал только в два часа дня, весёлый, румяный, окрепший после сна. Вспомнил, что надо бы представиться начальству, помрачнел, хмуро оглядел комнату, нехотя слез с печки, надел простую одежду, которую дала с собой мама, и прошёл на кухню. С удовольствием напился студёной воды, быстро переоделся и направился в комендатуру. Начальство приняло нового офицера весьма благосклонно, сотрудники комендатуры ввели в курс дела. Оказалось, что Зигфрид обязан изредка показываться на службе и подшивать в папки полученные документы, больше от него ничего не требовалось. Начальство даже разрешило забирать копирки от документов на память. Зигфрид поразился подобной безалаберности, но тут же смекнул, что она ему очень кстати. Должность была выгодная со всех сторон, как ни посмотри. Прежде всего, можно было щедро черпать информацию о планах нацистов и передавать партизанам. Копирки Зигфрид решил не выбрасывать, а собирать. А потом, работа не связана со зверствами и репрессиями против советских людей, а это было очень важно. Примерно такие же задания доверили Карлу, Вальтеру и Отто, когда тот, выздоровев, явился на службу. Поразительно, однако, было, что его отсутствие прошло незамеченным.
Пользуясь лёгкой на диво работой, Зигфрид потихоньку изучал город, знакомился с местными жителями, устанавливал связи. Опытный подпольщик сразу узнавал достойных доверия людей. Он успел уже принять участие в нескольких боевых операциях, уничтожить злостных предателей советских людей, побывать в партизанском отряде. Но тревога за любимую глодала его всё сильнее, он не находил себе места. Несмотря на все свои переживания, Зигфрид исправно снабжал партизан копирками от проходивших через его руки документов, регулярно расклеивал по всему городу листовки. Но однажды...
Раздался робкий извиняющийся стук в дверь. Досадуя, что ей помешали варить борщ для больной соседки, Аполлинария Иннокентиевна пошла открывать. На пороге стоял высокий худой юноша с седыми волосами и пронкновенным взглядом огромных синих глаз.
- Простите, это дом Шмидтов? - неуверенно, с заметным немецким акцентом спосил он.
- Он самый. А вы кто будете? - Аполлинария Иннокентиевна подозрительно оглядывала незваного гостя.
- Я муж Любы. Зигфрид Тельман. Она дома?
Аполлинария Иннокентиевна вспомнила, как недавно слышала странный разговор. Высокий седой немецкий лейтенант с тревогой и болью говорил по-русски, что его голубка наверняка погибла по дороге, а красивый майор его успокаивал, мол, наша Любка ни в огне не сгорит, ни в воде не утонет, увидишься с ней, не переживай.
- Так это вы за свою голубку тревожились два дня назад?
- Я самый. Извините, мне ещё трудно по-русски говорить...
- Ну проходите, проходите, гостем будете. Нет, не приходила моя Любушка...
- Как не приходила? Она должна была по нашим расчётам, неделю назад здесь быть!
- Как по вашим расчётам? А ну, проходи, парень, роздягайся, выкладывай всё, как на духу!
Зигфрид снял пальто, шапку, сапоги, прошёл на кухню и встал у окна. Начал рассказывать всё с самого нпачала, сперва робко, тихо, потом горячо, со слезами на глазах. Под конец не выдержал, тяжело опустился на табуретку и посмотрел на Любину мать тяжёлым, отчаянным взглядом:
- Неужели она погибла или попалась по дороге? Вот никогда себе этого не прощу! Надо было самому вместе с ней бежать из лагеря и доставить домой! Какой я дурак, что отпустил девочку одну... - Зигфрид бессильно уронил голову на руки и надолго замолчал. Аполлинария Иннокентиевна подошла и погладила его по голове. Он с усилием посмотрел на неё.
- Мы же всё сделали, чтобы она безопасно добралась до дому! переправили в партизанский отряд, оттуда её по цепочке передавали от одного человека к другому... Ну где, где ещё мы недосмотрели?
- Ты не убивайся, сынок. Ты сам её знаешь, знаешь, какая она боевая. Скоро придёт твоя голубка, не журись.
- Простите меня... принёс я вам в дом горе... Но я уже неделю около вашего двора хожу, всё её выглядываю... и никак... - юноша сгорбился, умолк, весь как-то сжался...
Аполлинарии Иннокентиевне стало жаль мальчика, такого потерянного, несчастного, упавшего духом... Она подошла к нему и погладила по голове, подняла его лицо заглянула в глаза... Он неловко улыбнулся и собрался было уходить, что Аполлинария Иннокентиевна удержала его, заметив голодный блеск в синих глазах:
- Нет уж, раз пришёл, поешь борща! У нас так принято - гостей голодными не отпускать. И не говори, что не гролоден, я твои глаза вижу!
Перед Зигфридом появилась огромная тарелка борща. Юноша очень стеснялся, ел немного, но доброта этой едва знакомой ему женщины сделала своё дело, и он, очистив тарелку, попросил добавки. После обеда его сморил сон, хозяйка дома провела его в Любкину комнату, где он почувствовал себя так уютно, что проспал до утра и только ближе к полудню появился у бабы Насти.
Вальтер тут же бросился к другу:
- Ну что? Пришла?
- Нет ещё. Уже не знаю, что и думать. Мы здесь уже две недели, а она как сквозь землю провалилась...
- Так где же тебя носило, стервец ты эдакий? Вчера после обеда ушёл, а заявился только сегодня в полдень!
- Меня её мама таким борщом накормила... Что за борщ! Настоящий украинский! Пальчики оближешь! Сразу сон сморил... Провела меня хозяйка в Любкину комнату, я и проспал до десяти утра...
- Везучий! - улыбнулся Вальтер, - а у нас новости хорошиен! Бабушка Лиля скзала вечером, что сегодня Отто сможет выйти погулять, но недолго.
- Ой, так идём кк нему! Я совсем про друга забыл...
- А друг болеет! Некрасиво, Зигги. Ну ладно, ты у нас самый активный подпольщик, так что тебе простительно.
Друзья быстро оделись и выскочили из дома, пока баба Настя не перехватила. Отто стоял в прихожей уже совсем одетый Марианна застёгивала шубку. Вальтер тихонко постучался, им тут же отворили.
- А ребята! А мы гулять идём, - радостно сообщила Марианна.- Отто всё жаловался, что его под домашним арестом держат. А бабушка Лиля сердится, мол, хочешь болеть, ну и болей, никто тебе не мешает!
- А я сегодня к Шмидтам ходил, - поделился Зигфрид. - Люба ещё не вернулась...
- Вот досада! - вздохнул Отто. - Жалко тебя...
- Вот уж точно! Совсем парень извёлся! - подтвердил Вальтер. - Ночи напролёт стоит у окна и смотрит, смотрит до посинения... И дымит, как паровоз, баба Настя проветривать не успевает. Э, а где Карл?
- На задании, - коротко ответил Отто.
- Погоди, Зигфрид, ты что, влюблён в Любку Шмидт? - поразилась Марианна.
- Почему влюблён? Она моя жена, - улыбнулся тот. - И прошу тебя, называй меня Федерико, не нравится мне моё немецкое имя.
- А зря, оно такое красивое! Как ты, - огорчилась девушка.
Они вышли на улицу, неторопливо зашагали куда глаза глядят, и вдруг...
- Смотрите, фашисты столпились, читают что-то и ругаются! А неколторые задумались, - дёрнула Марианна Отто за рукав.
- Листовка, что там ещё может быть, - небрежно сказал Вальтер.
- Не просто листовка, а по-немецки. Прямо эффект разорвавшейся бомбы, - лениво заметил Зигфрид. По точкам в его глазах все поняли, чьих это рук дело.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий