И по твоим следам во сне

                                                                   Метаю только о тебе,
                                                                  Твои ладони вспоминаю,
                                                                  И по твоим следам во сне
                                                                  Я жженый пепел развеваю. Пусть серебриться жесткий иней,
И губы стынут на ветру,
Я твой отказ, твое согласье -
Всё, как единое приму.
Не перестану отбиваться
От мыслей, что идут за мной,
Тебе не нужно притворяться,
Со мною будь самим собой.
И жарких губ твоих касаясь,
Растает лед в моей душе.
И раствореньем наслаждаясь,
Я чувства выскажу тебе.
В сетях любви о землю бьется
Душа крылатая моя,
Пусть слез пустынный звон прольется
И птица взмоет в небеса.

За гранью жизни.Глава 7

Максим сидел в кресле. Работающий телевизор жутко раздражал, но не было желания встать и выключить.
Что мне делать? - думал Макс - Одна надежда на Анечку. Максиму не хотелось ее впутывать в эту историю. Макса тянула к Ане. Красивая добрая, умная девочка и не будь она его сестрой, то обязательно предложил ей встречаться.
Выхода другого нет, придется действовать через Аню.
Мысли о происходящем не отпускали Максима.
Кто такой Корфф? Откуда он знает о тех событиях, которые произошли много лет назад и привели к трагедии.
Максим встал, походил по комнате. Тревога нарастала и он вновь погружался в необъяснимое состояние, ненависти,злобы.
Желание выть, сменялись полным спокойствием. Максим искал причину тревоги, ответы на вопросы. Вот и сейчас, мысль.Как добыть формулу?- давила на мозг, но тут же набегали сомнения, а стоит? Что если я заблуждаюсь и Алена не причина разрыва отношений между матерью и отцом.
Резкий телефонный звонок возвращает Макса к действительности. Звонит Корфф.
- Ну, мой дорогой , формула у тебя? - сразу, без приветствия - спросил Корфф.
- Все сложней чем я думал.
- А ты вообще не думал. Я предупреждал. Все, мальчик, игры закончились. С тобой или без тебя, но формула будет у нас . Хочу предупредить случайные люди, не выполнившие задание и выходящие из дела, не нужны. Мы их убираем.Тебе неделя на решение всех проблем.
В трубки пошли короткие гудки. Макс со злостью бросил телефон об пол. Открыл виски и с жадностью выпил глоток, второй - так не заметно пол бутылки.
Сознание отключилось. Во сне или это видение. Из мрака, светлым облаком, медленно приближался к нему лик отца. Печальный взгляд сквозь поволоку словно укор, смотрел прямо в душу. Сквозь тихую музыку, идущую из темноты, Макс слышит голос Славы.
-Максим, ты запутался. Сходи к матери в больницу. На время к ней вернется разум и ты узнаешь правду....
-Но мать в психушке - хотел ответить Максим, но все исчезло.
Снова комната. Диван, на столе недопитая бутылка виски и на полу разбитый телефон.
Господи! Что это было? Пьяный бред или видение. - прокричал Макс.-
Он резко вскочил, оделся и выбежал из квартиры.
- К маме в больницу. Срочно. - нервно шептал он, сбегая по лестнице.
\продолжение следует\.

опера о моей душе, голубях и ОРВИ.

Пролог. Звучит музыка из программы "В мире животных"
Намедни, третьего дня пополудни (образно говоря) я шибко прихворнула. И было мне настолько худо, что на сакраментальный вопрос о самочувствии хотелось ответить нетрадиционно: "Дождетесь!"
Лишь ленивые не появились в моих бредовых снах, всё остальные отметились в адских кошмарах.
Даже градусник жалобно пискнул, высветил на табло "40" и не пожелал быть свидетелем дальнейших событий - банально сломался, негодяй такой.
Акт первый.
И вот, раскинувшись на лежанке, я думала думу горькую. Но одной заниматься таким эротичным делом было бы неправильным и потому я вызвонила друга.
- Приходи быстрее, - говорю аки умирающий мамонт, - может, застанешь меня живой!
- Что принести-то? - отозвался друг.
"Не иначе как планирует поминки..." - решила я и продолжила:
- Мороженое, которое с одной буквой "н". И побольше.
Мой друг - человек уникальнейший во всех отношениях, со всех сторон и под любыми оптическими приборами. Я - лишь бледная тень его Мудрости и Безупречности.
Надо ли упоминать, что просимое он принес и в больших количествах? Правильно, нет. Хочешь есть мороженое при высоченной температуре и лечиться без антибиотиков холодным воздухом? Да, пожалуйста.
Конец первого акта. Звучит музыка из программы "Вести".
Акт второй.
"Как хорошо, что ты пришел! - начала я свою пламенную речь. - Курточку не снимай, возьми шаль, укройся".
Краткое пояснение: я живу с открытыми окнами при любой погоде. Со мной может ужиться только морж. Ведь не каждый выдержит ледяной воздух февраля не только на улице, но и в доме. Да, мне не бывает холодно. Никогда!
Усадив друга в кресло, я продолжила излагать свой горячечный бред:
- Я скоро умру! Это точно!
- Причины? - осведомился друг.
- Ко мне на окна прилетают голуби. Это примета такая - за душой умирающего являются.
- Ты ж - атеист, - поперхнулся товарищ, - хотя этот пунктик про голубей я уже слышал от тебя ранее. Вообще, ты же их подкармливаешь, вот и прилетают.
Откусив здоровый кусок мороженого, я важно сообщила:
- Голуби - божьи птицы, они сидели у Иисуса Христа на кресте, когда того распяли. Кстати, я слышу их шум.
Друг покрутил пальцем у виска, подошел к окну, глянул на подоконник и спросил:
- А почему у твоих голубей брюхо желтое?!
Конец второго акта. Звучит пение псалмов.
Да-да, теперь они и внутри дома!

Мой Босуэлл - фанфик

Мой Босуэлл
Автор: Падуя
Рейтинг: PG
Жанр: drama/angst, AU
Герои: Шерлок Холмс (POV), Лестрейд, миссис Хадсон
Что может быть лучше, чем сидеть в засаде?
Ждать в укрытии, пока на приманку не клюнет крупная рыба... Мне нравится такие минуты полного бездействия, когда нервы напряжены до предела, а чувства обострены. Поэтому я часто устраиваю такие ловушки, прежде чем поймать преступника. Хотя можно сделать гораздо проще. Но тогда все дела будут завершаться быстро и скучно.
Вот и сидим мы с Уотсоном за старым шкафом и ждем, когда же появится преступник. Если честно, то без доктора эти ловушки не имели бы для меня такой притягательности. Для меня важно, что рядом есть друг. Я никогда не признаю, но это так.
И вот началось! Открывается дверь, раздаются вкрадчивые шаги. Мы замираем, я даже не слышу дыхания Уотсона. Наконец я вижу ЕГО. И в этот момент я забываю все. Потому что мои выводы оказались правильными. Я рассчитал все верно. Еще пара минут - и дело будет блестяще завершено! Но пока я не шевелюсь, я жду. Жду.
Наша "рыбка" скрывается, и мы с Уотсоном можем выбраться из нашего укрытия. Осторожно, держа перед собой револьвер, я подхожу ближе. И чувствую, что Уотсон идет за мной, ступая так же тихо, как и я.
Но как бы мы не старались, действовать бесшумно у нас не получилось. Половица скрипнула у меня под ногой, и почти сразу же в отверстии в полу показалась голова Эванса.
Никогда не прощу себе этого, но мне показалось, что все кончено, что он сдается. Но я недооценил его... Раздался выстрел. И меня оглушил вскрик и звук падения тела позади. Вторая пуля пролетела в полудюйме от меня.
Сколько мне понадобилось мгновений, чтобы обрушить рукоятку револьвера на голову преступника, сколько понадобилось секунд, чтобы выхватить из обмякшей руки Эванса пистолет? Для меня это время длилось чудовищно медленно, в голове стучало лишь одно слово, даже не слово - ощущение: "Уотсон... Уотсон... Уотсон..."
И вот я наконец развернулся. Время стало двигаться с обычной скоростью. Я бросился к лежащему на полу доктору.
"Уотсон... вы не ранены? - спросил я, еще не видя алого пятна на груди друга. - Уотсон..."
Губы доктора чуть дрогнули. Его глаза что-то искали в моих...
"Все будет в порядке, - я сейчас почти не слышал, что говорил. - Сейчас я позову на помощь... Все будет в порядке..."
Кому я это шептал? Себе или Джону?
"Уотсон, не смейте... Слышите, не смейте..."
Мои пальцы касались промокшей от крови одежды друга. Мне бы действительно позвать кого-нибудь на помощь, но я не мог его оставить, больше всего на свете я боялся, что...
И это случилось. Так сразу...
Я не успел бы позвать на помощь, никто бы не успел помочь Уотсону...
Глаза Джона вдруг остекленели.
Нет.
Самое страшное в моей жизни случилось. Так внезапно. Так скоро...
Долго, очень долго я всматривался в его лицо. В моих ушах стоял такой звон, словно вокруг меня упала стена из стеклянных осколков. Я перестал дышать, но не сразу это понял. Резко вдохнул.
Сзади раздался глухой стон. Револьвер, который я выпустил из руки, лежал совсем рядом. Я выстрелил в Эванса еще на развороте, не целясь.
Попал.
Я выстрелил снова. Вскочил на ноги. И снова, снова, снова!.. Всю жизнь бы я стрелял в это уже мертвое тело, но кончились патроны...
Что было дальше - помню отрывками. Да и не хочется вспоминать о том кошмаре. Мне и казалось тогда, что это дурной сон, который должен скоро кончиться. Но он все не кончался.
...я сидел около тела Уотсона, но не верил в то, что со мной произошло. Уотсон не может умереть, потому что это неправильно, невозможно. Почему тогда жив я? Так не должно быть...
...все, что я мог, это держать его ладонь. Она была такой холодной...
...мои руки - в крови Джона...
...за окном темнота. Который час? Какое это имеет значение?..
...мистер Гарридеб вернется уже утром? Надеюсь, у него крепкое сердце...
...недооценил я Эванса. Нужно было стрелять в него сразу, как только он вошел в дом...
...а лучше бы Гарридеб не приходил домой. Тогда я смогу сидеть здесь вечно...
...зачем нужно было устраивать эту ловушку? Надо было рассказать все полиции. Ведь я знал ответ почти наверняка. Незачем было бы тогда вообще брать с собой Уотсона...
...Джон...
...Джон...
...Господи, Джон...
...почему он? Ведь я стоял ближе...
...я ведь предупреждал Уотсона, что дело опасное. Предупреждал, но знал, что он все равно пойдет. Он никогда не оставил бы меня...
Я сидел возле тела моего дорогого Уотсона несколько бесконечно долгих часов. Кажется, вся моя жизнь была короче, чем эта чудовищная ночь.
Пришло зябкое утро. Только сейчас я почувствовал холод. Словно есть на свете что-то более холодное, чем рука Уотсона, которую я сжимал. Я наконец очнулся. Огляделся.
...Уотсон...
Труп Эванса.
Открытая крышка люка.
Мой разряженный револьвер.
Пистолет Эванса, брошенный мною.
Там есть еще патроны? Не могу шевельнуться. Наверное, есть. Кто же идет на такое дело, не вооружившись, как следует? Нужно только подождать, когда пройдет эта апатия. Но если Эванс убил Уотсона последней пулей - то есть еще револьвер Джона. Стреляться из его револьвера? Уотсону бы это не понравилось...
Шаги. Кто это? Разве есть еще кто-то в мире, кроме меня и Уотсона?..
Судя по крику, это миссис Сандерс. Зачем она здесь? Что ей нужно? Вот и хорошо, что ушла. Не ушла - убежала, захлебываясь плачем.
Мягкая тьма. Единственное ощущение - рука Джона в моей руке...
х х х
Чей-то голос. Настойчивый. Ровный.
"Мистер Холмс. Мистер Холмс".
Я поднимаю глаза. Сколько людей...
Лестрейд стоит совсем рядом. В его глазах - бесконечное понимание. Он опускается на корточки. Мягко разгибает мои пальцы, впившиеся в ладонь Уотсона. Я медленно поднимаюсь на ноги. Глаза режет солнце, бьющее в окно. Но я не отвожу взгляда. Я не могу смотреть на тело Джона.
х х х
Потом из моей памяти выпал целый кусок. Не помню, что было после того, как приехал Лестрейд с констеблями. Снова воспринимать мир я стал уже дома, на Бейкер-стрит. Оцепенение, вызванное гибелью Уотсона прошло. Я сидел на своей кровати и глядел на ладони - все в крови Джона.
Я рывком поднялся, стал смывать кровь. Вода была такая ледяная, что от нее горели ладони. Хотя может быть мне просто показалось. До моего сознания наконец дошло, что приглушенные прерывистые звуки - это рыдания миссис Хадсон. Кто ей сообщил о смерти Уотсона? Не я точно.
Я вышел из своей комнаты в гостиную. Она была звеняще пуста и залита солнечным светом. Я сел в кресло. Кресло Джона.
Я провел в этом кресле несколько часов. Кажется, я впервые ни о чем не думал. Вообще. В голове не было ни одной мысли. Даже странно как-то. Я не думал, только ощущал зияющую пустоту внутри себя.
Когда солнце зашло за тучи, я вдруг почувствовал в себе нечто. Нечто теплое и пушистое, радостное и тревожное одновременно. Мне понадобилось еще пара часов, чтобы осознать, что это такое.
Во мне появилось безотчетное ожидание, что сейчас в гостиную вот-вот войдет Уотсон. Временами мне казалось, что могу услышать его шаги, как он спускается с третьего этажа. Но от того, что его все не было, я и чувствовал тревогу. "Он не войдет. Он умер... Я не могу ждать его..."
Но в глубине души я продолжал ждать Уотсона. Сейчас... С минуты на минуту скрипнет дверь. Он же был всегда рядом. Ну, хорошо - не всегда. Мне пришлось прожить двадцать семь лет без него. И вот теперь его нет. И никогда не будет. Так почему же я продолжаю его ждать?
"Уотсон - умер, - произнес я, и мой голос прозвучал неожиданно громко. - Он - умер. Его - больше - нет".
Теплое и пушистое, радостное и тревожное ощущение исчезло. Осталась только пустота.
А миссис Хадсон, которая подошла в это время к двери, замерла. И в заплаканных глазах ее отразился страх за душевное здоровье своего квартиранта.
х х х
За несколько мгновений до того, как я окончательно проснулся, на сердце вновь легла свинцовая тяжесть. Как я умудрился заснуть в кресле? Я встал - к моим ногам упал плед, которым меня, видимо, укрыла приходившая миссис Хадсон.
На столе стоял ужин. За окном уже была ночь. Снова ночь. Я чувствовал, что меня может накрыть черное отчаяние. Но этого нельзя допустить. Нужно отвлечься от этих мыслей, которые лишают сил. Отвлечься - не значит забыть о своей потере.
Я закаменел, когда мой взгляд упал на записную книжку Уотсона, которая лежала на его столе. Там он вел свой дневник, эти записи он потом переделывал в рассказы. Я подошел. Колебаясь, протянул руку.
Сел прямо тут в кресло, раскрыл на середине. И, продираясь сквозь боль, стал читать. Сначала буквы скакали перед глазами. А потом я полностью окунулся в наши с Уотсоном приключения. Чем дальше я читал, тем сильнее становилось чувство вины.
Никогда Уотсон не получал моего одобрения насчет своего писательства. Смешно - читать про самого себя! Но я читал, с усмешкой на губах. А Уотсон боялся на меня взглянуть, если замечал, что я читаю "Стрэнд" с его новым рассказом. А что мне оставалось делать? Сказать: "Уотсон, мне нравятся ваши рассказы про меня"?!
А мне нравились.
И не потому, что про меня. А потому что Уотсон т а к писал! Мне было удивительно и непривычно взглянуть на мою работу глазами Джона. Прочитав "Этюд в багровых тонах", я был благодарен Уотсону, потому что получил его одобрение, его восхищение. И я тут же выразил свою благодарность доктору, в пух и прах раскритиковав его повесть.
За чтением записей Уотсона прошло несколько часов. А потом я принес из своей комнаты свой cундук с описаниями старых дел. Сел в кресло перед тлеющим камином, поставил перед собой открытый сундук и стал, не читая, кидать в камин листок за листком. Огонь разгорелся очень быстро. Пламя в камине весело трещало, сундук был теперь почти пуст, в нем оставались только мои "реликвии". Несколько минут я сидел неподвижно, а потом повернулся в сторону своей картотеки. Нет... рука не поднялась.
Утром в гостиную вошла миссис Хадсон. Я не шевельнулся.
"Вы ничего не ели, мистер Холмс, - сказала она, и ее голос был очень тверд. - Мне принести завтрак?"
Я покачал головой. Миссис Хадсон вышла из гостиной. Ее походка была такой же твердой, как и ее голос. "Наверное, она винит меня в смерти Джона, - подумал я. - И правильно делает".
Я не знал, что миссис Хадсон держит себя в руках, отсюда и ее строгий голос. Она просто не могла видеть мое немое горе.
х х х
Похороны Уотсона. Кто бы знал, что настанет такой день? Миссис Хадсон туда не пошла, утром она слегла с головной болью. Плакала.
На похоронах присутствовали коллеги Уотсона, Лестрейд и... еще один человек, которого я никак не ожидал.
"Ты пришел... Откуда ты узнал?" - спросил я тихо.
"В газетах писали, Шерлок, - очень спокойно. - Держись. Жизнь продолжается".
Да, жизнь продолжается. Майкрофт прав. Но без Уотсона она, кажется, не имеет смысла.
Когда я после похорон возвращался на Бейкер-стрит, то у самого дома лицом к лицу столкнулся с Эвансом. В его руке был пистолет, но смотрел он куда-то за мое плечо. Медленно-медленно я обернулся и увидел, как Уотсон с кровавым пятном на груди падает навзничь.
Я проснулся в холодном поту. Нет, нет, слава Богу, это только сон. Я припомнил, как вернулся домой. Вспомнился и разговор с миссис Хадсон. Я спросил у миссис нее, что будет с комнатой Джона.
"Она останется в том же виде, в каком и была, если вам так хочется, мистер Холмс", - спокойно (очень спокойно!) ответила мне квартирная хозяйка.
Да, так будет правильно. Там нельзя ничего менять. Через неделю после той черной ночи я начал приходить в себя. Но все же замер, когда миссис Хадсон доложила, что ко мне пришла клиентка.
Всю эту неделю я и не думал о расследованиях. И никто меня не беспокоил, словно знали, что случилось. И вот - клиентка. Я вошел в гостиную и увидел, что на диване сидит молодая женщина. Услышав мои шаги, она обернулась.
"Мистер Холмс?"
"Да, это я".
Я прошел к своему креслу, взял с камина первую попавшуюся трубку... набил ее табаком. Сел в кресло. И пытался не смотреть на пустующее соседнее. Все должно быть, как всегда.
Я наконец взглянул на свою клиентку. Раньше я обязательно бы сказал ей, что она художница и что она недавно побывала в Италии. Я частенько так ошеломлял своих клиентов, чтобы они сразу понимали, с кем имеют дело. Но сейчас я промолчал.
И она заговорила первой. Признаюсь, слушал я ее совершенно невнимательно. Просто не мог сосредоточиться. Раньше я сразу вылавливал из мешанины фактов нужные и продумывал несколько версий. Словно издалека я слышал то, о чем мне говорила мисс де Атт:
"...как вы понимаете, мистер Холмс, девушке моего положения нелегко выносить подобное обращение, и я сочла нужным..."
Глаза мои были закрыты, но не потому что я внимательно слушал. Перед моим внутренним взором вдруг встала та страшная ночь. Мне казалось, что с той минуты, когда скончался Джон, прошло несколько лет. Жизнь моя с той поры не имела смысла. Впереди меня не ждало ничего. А прошлое приносило только боль. Я закрывал глаза, но лицо Уотсона почему-то ускользало от меня... А Джон после моей мнимой смерти тоже забывал мое лицо? Испытывал он такую же боль?
" ...однако, мистер Холмс, он продолжал писать мне эти письма. Но я бы не обратилась к вам из-за такого пустяка, если бы вчера не произошло это странное событие..."
Я вздрогнул и открыл глаза. Однако мисс де Атт не заметила этого и продолжила свое повествование:
"Вчера вечером, когда все в доме легли спать, я..."
Я так и не притронулся к трубке, продолжал держать ее в пальцах. "Уотсон, Уотсон, как же вы сейчас мне нужны..." - подумал я с невыразимой тоской. Занимался я делами в одиночку и раньше. Когда Уотсон был занят, уезжал куда-нибудь или когда я занимался делами в Европе. Но он все равно был рядом, и не ощущал я тогда такой пустоты внутри и вокруг себя. Лишь некоторое неудобство.
"Это так напугало меня, мистер Холмс, что на следующий же день я немедленно отправилась к вам за советом", - раздался голос мисс де Атт.
Некоторое время я молчал. Но не потому что я раздумывал.
"Мисс де Атт, - начал я наконец, - я... сейчас занят, но, думаю, на этой неделе все же найду время заняться вашим делом. Если появятся еще какие-нибудь подробности, телеграфируйте мне".
Клиентка даже не пыталась скрыть свое разочарование. Я встал из кресла. И все-таки сказал:
"Но скорее всего ваша телеграмма меня не застанет, я скоро надолго уеду".
Эта мысль появилась и сорвалась с языка одновременно. Мисс де Атт поднялась, надевая перчатки, и, попрощавшись, покинула гостиную. Я остался в совершенном одиночестве. Мои глаза скользили по комнате, задерживаясь на покрытом пылью химическом столике, на нетронутой за эту неделю скрипке, на столе, который так и остался завален
бумагами... В остальном же здесь стояла чистота. "Будто со смерью Уотсона на Бейкер-стрит больше не осталось жизни..." - отрешенно подумал я.
Тут вошла миссис Хадсон.
"Миссис Хадсон, если кто-нибудь еще придет, скажите, что я больше не принимаю клиентов", - сказал я, глаза мои бродили по столу Джона.
"Мистер Холмс... но..."
"Скажите, что Шерлок Холмс прекратил свои расследования", - твердо сказал я и отвернулся к камину.
Миссис Хадсон несколько секунд стояла в дверях. Видимо, хотела что-то сказать. Я взмахнул рукой - не надо! Это Уотсон стал бы мне возражать, пытался бы отговорить меня. Но его нет.
И миссис Хадсон повернулась и стала спускаться по лестнице. Я вошел в свою комнату и тут услышал знакомый голос.
"Холмс! Холмс".
Не веря своим ушам, я вернулся в гостиную. За своим столом как ни в чем не бывало склонился Джон Уотсон. Его рука летала над записной книжкой.
"Уотсон... но как?" - прошептал я одними губами.
Но доктор не обращал на меня внимание. Он писал, писал, изредка поднимая голову, чтобы обдумать какой-нибудь оборот. Я смотрел на него, склонив голову на бок. Так это был дурной сон. Это все было неправдой...
Я тихонечко рассмеялся от счастья.
"Уотсон", - позвал я с улыбкой.
Тот откликнулся не сразу. Он поставил точку и повернулся ко мне. На груди его расплывалось красное пятно. Сомнений не было - Джон был мертв.
"Нет", - прошептал я.
Отступил назад, в свою комнату. А Уотсон продолжал глядеть на меня невидящими глазами.
"Нет! Не надо!"
И я опрокинулся куда-то в густую тьму. Проснувшись, я почувствовал, как мое горло саднит от крика.
х х х
"Нет".
"Но, мистер Холмс!"
"Нет".
"Вы расстроены, вы сейчас не..."
"Нет, миссис Хадсон, - я постарался придать своему голосу мягкость. - Я могу отвечать за свои поступки. И я уеду".
Двадцать с лишним лет мы с Уотсоном обитали в квартире на Бейкер-стрит, и миссис Хадсон было нелегко смириться с потерей двух своих квартирантов. Только миссис Хадсон пережила гибель Уотсона (ей тоже пришлось трудно), как я сообщаю ей о своем отъезде.
Мы говорили об этом в моей комнате. Она наконец подняла на меня глаза. И снова превратилась в нашу непоколебимую квартирную хозяйку. "Нашу..." - я горько усмехнулся про себя.
"И сколько будет длиться ваш отъезд, мистер Холмс?" - спросила она сухо.
"Я не вернусь", - уронил я.
"Мистер Холмс, вы хотите сказать, что н а в с е г д а покидаете Бейкер-стрит? Что это... не временно?" - кажется, миссис Хадсон не верила своим ушам.
"Именно так".
"Но куда же вы отправитесь, мистер Холмс?" - я ослышался, или в ее голосе сквозило отчаяние?
"А разве это имеет значение?" - ответил я вопросом на вопрос.
Миссис Хадсон поняла, что дальнейший разговор бесполезен. Я остался один, в своей комнате. Нет, ничто не держало меня здесь, на Бейкер-стрит. Мне нужно было бежать отсюда.
Благодаря старанию Уотсона, наш адрес стал известен всем. Как и моя персона. Но не мог я больше бороться с преступниками и разгадывать разные мелкие загадки. Мне нужно было уехать навсегда, подальше от Бейкер-стрит и Лондона, где все дышало воспоминаниями о наших приключениях.
Мне было легко собрать вещи. Этим я занялся сразу же после разговора с миссис Хадсон. Разбирая вещи в ящике стола, я сразу же наткнулся на сафьяновый несессер. Первым моим желанием было немедленно выбросить то, что являлось причиной для наших серьезных ссор с Джоном. Но я до сих пор не избавился от своей зависимости от наркотика, хотя под влиянием Уотсона пытался избегать частого употребления кокаина. Но теперь некому было остановить меня. И я украдкой, словно доктор наблюдал за мной из своего кресла, положил несессер в чемодан, который, открытый, лежал на моей кровати.
А еще в ящике среди бумаг я нашел фотографию Ирэн Адлер. Как же давно это было!.. Как давно мы с Уотсоном отправились к ее дому, на Серпентайн-авеню. Тогда я еще не знал, что Джон опишет это дело, как "Скандал в Богемии". Я вообще никогда не знал, о чем Уотсон будет писать, а о чем нет. И хотя теперь для меня ни в чем не было смысла, я все-таки не смог оставить фотографию Ирэн. Там, куда я уеду, меня будут окружать только призраки прошлого.
И вот чемодан был собран. Я хотел было наполнить два других чемодана бумагами из картотеки, но потом с невеселым смехом передумал. Зачем мне картотека, мои альбомы с газетными вырезками, если я оставляю расследования? Надо будет сжечь все ненужные бумаги. Как я и хотел сделать тогда, на вторую ночь после гибели Уотсона. Я вернулся в гостиную. Камин. Кресло, стоящее прямо перед ним (я поставил его так, чтобы не видеть пустое соседнее). Рейхенбах. Подставка с трубками... Я взял с собой только одну - глиняную. А больше мне ничего уже не надо.
Миссис Хадсон ходила притихшая. Скоро ее квартира опустеет. И придет сюда новый жилец. Я уже попросил ее ни в коем случае не сдавать комнату Джона.
"Куда бы я не уехал, я все равно сохраню за собой право арендовать эту комнату, миссис Хадсон".
"О чем вы, мистер Холмс? Я же сказала, что комната доктора будет нетронута. По крайней мере, пока я жива".
Пусть там все останется как прежде. Даже если я больше никогда в нее не войду.
Я поднялся на второй этаж и приоткрыл дверь в комнату Уотсона. Как Джон оставил ее в тот злосчастный день, так все и осталось. Лишь миссис Хадсон заходила сюда вытирать пыль. Чего она не делала в гостиной, потому что там целыми днями беспокойно ходил я. Она боялась меня потревожить.
Но куда же я еду? Этого я еще, признаться, не знал. Сначала, конечно, нужно повидаться с Майкрофтом. Я решил съездить на Пэлл-Мэл сегодня вечером после того, как сожгу все бумаги. А следующим утром я уеду. Одно я знал точно - я покину Великобританию. Быть может, податься во Францию? Но не было никакой надежды, что люди, знающие Великого Сыщика, не будут докучать мне и там.
Внизу раздался стук в дверь. Снова! Снова кто-то будет ждать от меня помощи. С кем-то происходят загадочные и пугающие события, кого-то убили, кого-то обвиняют напрасно... Но мне-то что? У меня умер Джон.
Я прислушался. Узнал голос. И крикнул:
"Миссис Хадсон!"
Я быстро спустился по лестнице и увидел, что в дверях стоит инспектор Лестрейд с папкой в руках, и миссис Хадсон его не пропускает.
"Мистер Холмс, что это значит? - спросил удивленный донельзя Лестрейд. - Что это значит - "Он оставил расследования"?
"Миссис Хадсон, вы можете идти, - распорядился я. - Проходите, инспектор, наверху и поговорим".
Мы прошли в гостиную, Лестрейд продолжал изумленно дознаваться у меня правды.
"Инспектор, я не просто оставляю расследования, - ответил наконец я. - Я покидаю Лондон. Я уезжаю на континент".
Никогда у Лестрейда не было такого удивленного, даже потрясенного лица. Даже когда я сообщал, что он, инспектор, только что самостоятельно задержал опасного преступника, а Лестрейд не знал не только его имени, но даже какие, собственно, обвинения ему предъявлять.
"Мистер Холмс!" - воскликнул Лестрейд.
Что? Что "Мистер Холмс!"? Почему все считают, что я обязан всю свою жизнь прожить на Бейкер-стрит, помогая всем на свете в их бедах и несчастьях? Я и сам хотел этого, но теперь моя жизнь круто изменилась. И здесь, в этой квартире, которую мы раньше делили с Джоном, не найти мне покоя.
Ничего этого я не сказал Лестрейду.
"Да, я уезжаю, - ответил я и холодно добавил. - И если вы пришли ко мне по какому-то делу, будьте любезны справиться с ним самостоятельно. Я вам более не помощник".
Лестрейд явно хотел мне что-то возразить, только не находил нужных слов. Тогда я прошел к камину и сел в кресло, спиной к растерявшемуся инспектору. Наконец тот произнес, немного придя в себя:
"Мистер Холмс... я очень рассчитывал на вашу помощь".
"Как всегда".
"Мистер Холмс, вы не можете оставить нас. Вы нам так помогали, что мы будем без вас делать?"
Лестрейд, видимо, говорил от лица всех инспекторов Англии, которых я когда-либо выручал.
"Надо же когда-то и самим раскрывать преступления", - жестко заметил я, глядя в пламя камина.
Тишина. Почему они все хотят удержать меня в Лондоне? Даже Майкрофт, наверное, начнет отговаривать меня.
"Ваш отъезд связан со смертью доктора Уотсона?" - спросил догадливый Лестрейд.
Я промолчал.
"Но вы еще не уехали, - заметил инспектор, хватаясь за соломинку. - Помогите мне в одном деле, прошу вас..."
Но я не был намерен задерживаться здесь. Вещи собраны. Осталось только сжечь бумаги. Нет, не поеду я к Майкрофту. Проще известить его телеграммой. Да, Франция - это самый лучший вариант. Например, Монпелье...
"Кажется, мы имеем дело с серийным убийцей. Он убил уже трех человек. И возможно в эту самую минуту он ищет четвертую жертву".
Монпелье. Я жил там несколько месяцев, прежде чем вернуться на Бейкер-стрит после своего трехгодичного путешествия. Я жил там, когда Уотсон считал меня погибшим, и горевал также, как и я сейчас... Но никто не видит мое безмолвное горе... Все хотят, чтобы я раскрывал преступления.
"Он убьет снова, мистер Холмс. И только вы сможете предотвратить это убийство. На основе имеющихся у нас данных".
Я сидел с закрытыми глазами. И словно почувствовал на себе взгляд Уотсона. И услышал его голос: "Холмс, почему же вы отказываетесь от этого дела? Разве оно не то, что было вам нужно после недель застоя? Если только вы можете помочь, то мы обязаны взяться за это дело". И я мысленно ответил ему с горечью: "Ах, если бы "мы", Уотсон! Если бы!"
Я вспомнил тот апрельский день, когда "воскрес из мертвых" в приемной доктора. Какое же было счастье вновь увидеть его! Мои губы тронула улыбка. И какая же была радость, когда я вернулся в свою квартиру. Которую я теперь покидаю... Но что я буду делать здесь без моего Босуэлла? Что?..
Лестрейд не уходил. Ждал.
Горе все еще мертвым кольцом сжимало мне сердце. Но я знал, что когда-нибудь оно ослабит свою хватку. Да, Уотсон - погиб. Но это еще не повод хоронить самого себя.
Когда-нибудь я снова смогу караулить преступников и не вспоминать, чем кончилась однажды такая вот засада. Когда-нибудь я перестану просыпаться ночью после того, как во сне ко мне явился истекающий кровью Джон. Когда-нибудь я смогу жить дальше. Когда-нибудь я смогу вновь применять свой дедуктивный метод, которым так восхищался мой друг.
Нет. Не когда-нибудь - сейчас.
Лестрейд не сразу понял, что значит моя резко протянувшаяся рука. А когда понял, что вложил в нее папку с данными о серийном убийце. Зашелестели листы. И мне показалось, что в соседнем кресле снова сидит мой доктор. И это чувство еще не скоро меня покинуло...

О смерти (Вайшнавизм)

Когда человек знает предсмертные стадии, у него пропадает страх, и он сам может определить их и подготовиться к смерти, сосредоточив-шись на имени Бога. Каждый человек очень привязан к этой жизни. Ум подбрасывает в это время разные мысли и появляется страстное же-лание жить и это желание - причина следующего тела (жаль собаку, родишься собакой, жаль сад, родишься деревом и т.д.). В момент с-мерти человек начинает верить в Бога. Человек видит свет, исходя-щий от Параматмы (экспансия Бога, находящаяся в области сердца). Когда душа движется по центральному каналу (нади), кажется, что она
движется через трубу, тоннель и в конце его виден свет. Первичный свет (наиболее яркий) видится сразу, как только отключаются чувства. надо сразу звать Бога по имени или с молитвой обратиться к Нему. Вторичный свет (более тусклый) появляется, когда душа не заметила первичного и уже вышла из тела. Это второй шанс обратиться к Богу. Параматма при этом выходит вместе с душой.
Процесс умирания.
1. Появляется тяжесть во всем теле, внешне это выглядит как потеря контроля за мышцами лица, за исключением глаз. Надо молиться или просто повторять имя Бога.
2. Затем возникает ощущение очень сильного холода, озноба, перехо-дящего в жар. пропадает зрение. Надо читать молитву, имя Господа и готовиться к встрече со светом.
3. Возникает ощущение, что тело одновременно кусают тысячи скор-пионов, оно рвется на части. Внешне это видно как учащение дыха-ния. Это тонкое тело отделяется от грубого физического. Теперь пол-ностью отключаются чувства, но душа еще находиться в сердечной чакре. Надо говорить умирающему, обратившись к нему по имени: "Не пугайся! Сейчас ты увидишь свет, надо на нем сосредоточиться, войти в него. Моли Бога!"
Если умирающий не сумел обратиться к Богу и душа вышла из тела, он видит свое тело и своих родственников со стороны. Видит их скорбь, их слезы, причитания, пугаясь и теряясь при этом. Надо обя-зательно успокаивать умершего, обращаясь к нему по имени: "Не бой-ся ничего. Забудь обо всех и обо всем. Молись свету, который появ-ляется перед тобой. Это твой спаситель" Потом свет пропадает, если душа не смогла сосредоточиться и войти в него. Она уходит в проме-жуточные слои на срок на 49 дней, до нового воплощения.
Все 49 дней надо говорить умершему, давая ему наставления вспом-нить о Боге. Поскольку душа в этом состоянии может прийти к вам из любой точки пространства, как только вы ее позовете, зовите ее каж-дый день и давайте наставления. Это надо делать у места, связанного с умершим (кровать, фото и т.п.).
Обращаясь по имени говорите: "Не спеши рождаться, если увидишь безбожную страну. признак духовной страны - много храмов. И не спе-ши выбирать родителей. Просмотри их будущее и только если оно связано с духовностью, останавливайся на этих родителях". Если не говорить об этом умершему, то через 49 дней душа воплотится не са-мым лучшим образом.
Привязанность к этому миру, нежелание умирать мешает уходу души. Надо говорить умирающему: "Не надо ни о чем жалеть, обращайся к Богу с молитвой, громко зови Его по имени."
Проводы умирающего.
При жизни надо рассказать человеку о Кришне. А в момент умирания нельзя:
1. Беседовать на мирские темы - это вызывает привязанность к мате-риальному, вызывает сильное смятение и нежелание уходить.
2. Прощаться, скорбеть, рыдать - это вызывает помрачение рассудка у
умирающего.
3. Касаться тела умершего (даже брать за руку), поскольку вы можете помешать душе выйти по каналу, предназначенному ей по карме, на-правив ее в другой канал. Однако, если человек засыпает, его надо будить, трясти. Когда он проснется, продолжать давать ему наставле-ния.
В зависимости от уровня духовного развития, если тонкое тело выхо-дит через нижние врата (анус), душа воплощается в животное, сред-ние - получает тело человека, верхние (темя) - попадает на райские планеты. Выход через сушумну - попадание на трансцендентный уро-вень.
Если человек при жизни был привязан к сексу, его тонкое тело и душа выходят через нижние нади и душа получает тело животного или по-падает на адские планеты. Поэтому надо развивать верхние чакры (любовь, доброта, милосердие) и тогда тонкое тело выйдет из них с большей вероятностью.
В момент умирания надо:
1. Говорить о Кришне, Боге и о Его деяниях или читать духовные пи-сания.
2. Радоваться возможности избавления. Надо вдохновлять умираю-щего на встречу с Богом.
3. Объяснять процесс освобождения встречей со светом.
Душа в это время находиться в области анахаты (сердечной чакры) во
взвешенном состоянии в пяти потоках, от которых зависит ум.
Душа видит тело изнутри и поэтому очень темно. Параматма, в зави-симости от кармы, освещает верхние или нижние нади и человек ви-дит трубу (тоннель), а в конце его - свет. Только крайне греховные или внезапно умирающие (например, автокатастрофа) света не видят. Очень греховных людей вытаскивают еще до появления света.
Благочестивый человек испытывает блаженство при виде света, а йог-мистик видит четырехрукую форму Вишну. Умирающему надо объяс-нить, что свет - это Бог. Он пришел, чтобы спасти от новых рождений и смертей.
Во время выхода тонкого тела и души из грубого тела - самая боль-шая энергетика Надо успеть предаться Господу, чтобы не видеть со стороны своего тела и родственников. Момент смерти - движение по тоннелю и в это время надо помнить и звать Господа.
1. Основное наставление: "Что бы ни происходило, зови Господа."
2. Прогонять скорбь умирающего путем разъяснения могущества Гос-пода: "Если помнить о Боге, получишь вечное тело с прекрасной па-мятью и общение с умершими ранее близкими. Он освободит 100 ко-лен до и после тебя (освободить может только тот, кто сам свободен)". Надо развеять страх перед смертью и направить его на Бога.
Процесс смерти.
На умирающем должны быть кантхималы (можно одеть свои). Кантхи-малы спасают душу от темных сил. И надо петь киртан. Напутствовать постоянно: "Как только увидишь свет, зови Бога."
Надо готовить умирающего к трем признакам смерти.
Признаки смерти.
Ощущение умирающего (То, что видит провожающий)
а) ощущение тяжести тела (тело наливается свинцом). Утрата контро-ля за мышцами лица.
б) ощущение холода, переходящего в лихорадочный жар. Потеря слу-ха и зрения (глаза становятся пустыми).
в) тело разрывается на атомы (отсоединение тонкого тела). Прерыви-стое судорожное с сильной вибрацией дыхание.
Когда прошли первые два признака, и умирающий начал судорожно дышать, надо запеть киртан (святые имена Бога под аккомпанимент музыкальных инструментов) как можно громче, т.к. умирающий в это время находится в кромешной тьме. На язык умирающему надо поло-жить лист туласи, предложенный Кришне. Если умирающий засыпает, надо осторожно зажать двумя пальцами его сонную артерию (засыпа-ют тяжело больные). Надо повернуть его на правый бок и держать сонную артерию до самой смерти. С последним выдохом умирающий видит свет в анахате (в области сердца). Как только он перестал ды-шать, надо склониться к уху (не касаясь) и громко сказать, назвав его по имени: "Сейчас ты увидишь белый свет. Не бойся. Это Господь пришел за тобой. Сейчас ты полетишь по тоннелю к свету. Скажи ему: Кришна, я твой! Постарайся войти в этот свет и ты увидишь Его фор-му. Пока летишь по тоннелю, громко зови Его Кришна! Кришна! Он
пришел, чтобы спасти тебя."
Это наставление повторить 7 раз (примерно 20 минут). 20 минут этот свет виден обычному человеку, а очень благочестивый видит свет 7 дней. Греховный же видит только вспышку. Видя перед собой белый свет, обращаясь к нему: "О, Кришна! Прими же теперь меня. Я твой." Даже худший из негодяев достигнет обители Господа.
Выход из тела.
Это вторичный процесс видения белого света. По одной из нади вслед за светом душа выходит из тела. Если человек не успел осознать, что свет - это Господь, то оказывается над своим телом и видит его со стороны. Видит комнату и своих близких и потускневший свет.
Когда умирающий перестал дышать и прошло 20 минут, душа уже вышла из тела. Надо сказать умирающему, назвав его по имени: "Вот ты вышел из своего тела. Когда ты летел по тоннелю, чувствовал сильную вибрацию. Сознание твое помутилось. Теперь вибрация смолкла, сознание ясно. Ты видишь свое тело со стороны, всех нас, ты видишь и свет. Забудь обо всем".
Поминки
Когда родственники приносят в жертву мясо - едят его на поминках - умершего одолевает страх, т.к. он чувствует, что ухудшается его кар-ма и его тянет вниз, в ад. Он умоляет живых не делать этого, но они его не слышат. Если это вызывает у тонкого тела гнев, оно вовлекает-ся в адские миры. Надо сказать ему: "Сейчас ты увидишь как твои род-ственники грешат ради тебя или нечестно делят твое имущество, на-следство. Забудь обо всем этом и сосредоточься на призывании име-ни Господа, иначе погубишь себя." Человек с плохой кармой в бреду не слышит эти наставления.
Что нельзя делать на поминках.
1. Есть мясо, рыбу, яйца.
2. Пить спиртное.
3. Говорить на мирские темы.
4. Вспоминать качества и дела умершего (это его привязывает к телу, дому, вещам).
Что надо делать.
1. Петь имена Господа.
2. Обсуждать деяния Господа.
3. Раздавать прасад (пищу, предложенную Господу).
4. Предложить прасад умершему.
Дальнейшие наставления.
Выйдя из тела, человек оказывается в незнакомых условиях. Если он не занимался духовной практикой, новая реальность пугает его. В ужасе он мечется по знакомым местам, пытаясь заговорить с близки-ми, пытается снова войти в свое тело, но оно не оживает. Поэтому те-ло лучше сжигать, иначе он долго будет оставаться у могилы (так воз-никают приведения).
Если при сжигании тела в огонь попала хоть капелька Туласи, он от-правляется в царство Бога.
3-4 дня после смерти неподготовленный находится в ужасе и может не обращать внимания на наставления (он видит сияние, энергии).
Сидя возле пустой кровати умершего или перед его изображением, 4 дня надо говорить ему периодически: "Успокойся! Ты в тонком теле. В этом нет ничего особенного. Забудь все, что было на земле. Постоян-но зови: "Кришна! Кришна! И ты достигнешь обители Бога."
Свойства тонкого тела.
1. Внешне, она - копия физического (плотного). Тонкое тело при ощу-пывании себя ощущает как аналогичное физическое тело.
2. Оно обладает весом и подвержено силе тяготения, в расслаблен-ном состоянии медленно опускается к земле.
3. Может вытягиваться, принимать любые формы. При расслаблении возвращается в форму физического тела.
4. Обладает низкой плотностью. Способно проходить через стены и любые препятствия (просачиваясь сквозь молекулы препятс- вий).Однако препятствием для него является электромагнитное поле.
5. Тонкое тело способно двигать предметы в физическом мире (пол-тергейст).
6. При некоторых условиях тонкое тело может быть видимо и оно ви-дит тонкие тела других (например, во сне мы путешествуем в тонком теле).
7. Ощущение осязания тонкого тела подобно физическому.
8. Тонкое тело связано с грубым так называемой серебряной нитью, которая рвется в момент смерти.
9. Тонкое тело подвержено влиянию тока (может быть ударено током).
10. Перемещение тонкого тела управляется мыслью.
Надо постоянно звать Бога.
Далее перед тонким телом может появиться следующий свет:
Ослепительно-белый свет - царство Бога. Надо стремиться в него.
Тускло-белый свет - царство девов, полубогов.
Тускло-зеленый - из царства демонов.
Желтый - люди.
Тускло-голубой - животные.
Тускло-красный - духи.
Тускло-серый - адские миры.
Если появляется этот тусклый свет разного цвета, надо всеми силами
сопротивляться, отталкиваться от него. Человек 49 дней находится в
подвешенном, промежуточном состоянии (его душа). Ближе к 49 дню душа видит будущих родителей, свою судьбу в этой семье. Надо не спешить и просмотреть больше семей, чтобы выбрать себе более ду-ховную жизнь и возможность заниматься духовной практикой. В зави-симости от кармы человек обречен на то или иное тело. Но если он видит, что его несет в тело собаки, надо сопротивляться и звать Криш-ну (Бога). Если человек умирает в страшных мучениях, он не слышит наставлений, но после смерти, находясь в тонком теле, он все слышит и надо читать ему наставления. Если душа попала в ад, надо читать наставления и это поможет выбраться из ада.